– Кто был? – проглатывая колючий комок, застрявший в горле, хрипло спросил ссыльный, не открывая глаз.
– Та, Петро, сродственник, из хожалых людей…
– Что значит «из хожалых»?
– Ну, то и значит, что из самоходов, что по своей воле за каменный пояс подались…
– Из бегунов,[13] что ли? – припомнил Сосо знакомое слово из разговоров с артельщиками…
– Не, – Марфа решительно мотнула головой, – Петро наш, правильный – из поморского согласия.[14] Он на все руки мастер – и охотничать, и золотничать, и вартачить может. Прознал про твои посиделки с артельщиками и пришел предупредить тебя, чтоб поберёгся…
– А что ему за дело до меня, – насупился ссыльный, недовольный, что его задушевные разговоры с местными мужиками, оказывается, уже известны всей тайге.
– А ему, мил человек, до всего есть дело, он в этих краях наставничает, и тому, кому посчитает нужным – помогает. Вот и тебя приметил – узнал, что с никонианской семинарии сбежал, с инородцами не якшаешься, в бега податься хочешь, вот и решил помочь-предостеречь от лихости. Ну, а слушать его или нет – тут только тебе решать. Он неволить не станет…
– Ладно-ладно, – успокоился революционер, сообразив, что советы местного охотника, «гуляющего» по тайге на сотни вёрст вокруг, действительно бесценны, – не сердись, Марфа, ты же понимаешь, я не знаю тут никого, чужой, одним словом…
– Не ведаешь – это знамо дело, – кивнула Марфа, – а вот чужой или свой, это уж тебе решать, мил человек… Петро наказал передать, что не след тебе по кабакам с артельными шастать, а чтобы было чем заняться – гостинец оставил, – и мотнула головой в сторону плетёного короба с заплечными ремнями, в который можно было легко упаковать саму Марфу.
Партийные историки, описывающие первую ссылку Сталина, твердили, как под копирку: «Долгими зимними ночами, когда семья Литвинцевых засыпала, Сталин тихо зажигал маленький светильник и подолгу просиживал за книгами…» Однако, ни один из них ни разу не пояснил, что это была за литература и ни словом не обмолвился о ее содержании… Ну, какие могли быть книги у неграмотной крестьянки? Какая могла быть библиотека в «городе пяти кабаков»?
А вот в заплечном коробе Петро находился целый клад для самого привередливого историка-этнографа, где любовно были подобраны книги и рукописи, рассказывающие про русскую историю, кардинально отличавшуюся от учебников, написанных придворными учёными и освященных чиновным Синодом.
Взять в руки первую книгу «Поморские ответы» революционера подвигли скука и любопытство. Сами богословские споры его не занимали, но он сразу приметил и решил, что нужно будет взять на вооружение тактику ведения дискуссии, и особенно точёные категорические силлогизмы, с помощью которых авторы книги доказывали подложность «Соборного деяния на еретика армянина на мниха Мартина», приводимого Русской Православной церковью в качестве одного из центральных доказательств истинности и древности «новых обрядов». Некоторые риторические вопросы поморов он и сам хотел бы задать зазнайкам из Синода – помнил их с семинарии, как напыщенных, оторванных от жизни, бюрократов: