Мы почти ничего не знаем об истории жизни Хорхе и не можем отследить, как он превратился в религиозного фанатика-убийцу. Перед нами он предстает уже в своем наихудшем обличье. Так что можно только догадываться, почему он так ненавидит смех. Чувство отвращения и ненависти – часто проекции собственных потребностей, и здесь могут быть две противоположные причины превращения человека в жестокого, хладнокровного фанатика.
Первое, что можно предположить, – в раннем возрасте Хорхе сам стал жертвой насмешек: он возненавидел смех, потому что другие издевались над ним и за что-то высмеивали. Возвеличивая себя, он заявляет, что противоборствует смеху из страха, что те, для кого нет больше ничего святого, могут и над Богом посмеяться. Возомнив себя судьей и палачом в одном лице, Хорхе ставит себя выше других людей и теперь может последовать своим низким желаниям о мести, утверждая, что делает это ради защиты Бога. И в наши дни религиозные фанатики любых конфессий склонны оправдывать свои низменные инстинкты богоугодными намерениями. После смерти они, вероятно, будут весьма удивлены, не получив за это награды: на самом деле они поступают как еретики, считают себя исполнителями божественной воли, не зная, чего на самом деле хочет Бог, и используют религию ради низменных целей, чтобы укрепить свою слабую самооценку.
Вторая причина, по которой Хорхе мог стать убийцей и экстремистом, противоположна первой. Возможно, Хорхе был жизнерадостным молодым парнем, всю веселость которого уничтожили жестоким обращением. Быть может, он когда-то сам любил смеяться и шутить, но за это его наказывали. В какой-то момент произошло то, что называют «идентификация с агрессором»: чтобы избежать дальнейших наказаний, он сам начал наказывать. Со временем это стало частью его личности, и от него настоящего ничего не осталось. В пользу этой гипотезы говорит то, что в конце книги он уничтожает сам себя и, умирая, избегает судебного процесса, во время которого могут открыться старые раны детства и юности. Он избавляется от этой необходимости – и заставляет неудобную часть себя молчать, в буквальном смысле заткнув ей рот отравленными книжными страницами.
Хорхе Бургосский выглядит религиозным фанатиком, который не останавливается перед убийствами, но в глубине души это несчастный человек, достойный сострадания, если бы не совершил столько зла.
Принесла бы психотерапия пользу Хорхе Бургосскому?
Это весьма интересный вопрос, и его часто задают себе судебные психиатры. Что бы произошло, если бы Хорхе жил в наши дни и в связи с тяжелым расстройством личности был отправлен на принудительное лечение? Возможно ли исцеление? Можно ли было превратить фанатичного религиозного экстремиста в симпатичного человека?