— Послушайте! Какое это имеет значение? Это честные деньги, я их не крал, их, если вы помните, у меня украли. Кто тут, в конце концов потерпевший?
— По делу о мошенничестве — безусловно вы. А вот по делу об убийстве начальника станции Шереметевского…
— Что? — задержанный вскочил.
— Сядь! — крикнул сыщик, положил руки на плечи топографа и посадил его на стул. — Сиди и не рыпайся, а то…
Азнавуров ссутулился и опустил голову.
— Успокоились? Тогда продолжим. У меня имеется достоверная информация, знаете такое слово?
Задержанный помотал головой.
— Сведения у меня имеются достоверные, что Леонида Алексеевича порешили из-за денег. Из-за казённых денег, которые вы и ваши приятели украли. Каким именно способом это было сделано, мне пока неизвестно, но я это установлю, поверьте мне, установлю. А пока я буду это устанавливать, вы будете сидеть. И если сейчас у вас есть выбор — быть одним только соучастником махинаций с казёнными деньгами, но не быть соучастником убийства, то потом, когда мне станут известны все обстоятельства устроенной вами аферы, этого выбора у вас не останется. Вы меня понимаете, Ашот Арутюнович?
«Ашот Арутюнович? Ашот Гагринский, у которого денег, как у дурака фантиков! Ах ты сукин сын!» — Кунцевич не смог сдержать довольной улыбки:
— К тому же здешние ваши дела — не единственные преступления, в которых вы обвиняетесь. Есть ещё дело об убийстве малолетнего ребёнка девицы Тарасовой и её преждевременной кончине.
— Что? — на этот раз задержанный не испугался, а удивился, — какой-такой Тарасовой? Какой-такой ребёнок? Что за бред вы несёте?
— Я бы не рекомендовал вам хамить чиновнику полиции при исполнении им своих обязанностей, эдак можно и ещё одну статью схлопотать. Впрочем, вам этого бояться нечего — по сравнению с тем, что на вас уже висит, статься за оскорбление полицейского — так, семечки. А по существу вашего вопроса отвечу следующее: в прошлом году вы в столице соблазнили некую девицу Тарасову, лишили её невинности, обрюхатили, и скрылись. Она родила и, не выдержав позора, сначала убила ребёнка, а потом себя. Статья 1475 Уложения, от пятнадцати до двадцати лет каторжных работ.
— Послушайте, я не понимаю о чём вы говорите.
— Всё вы прекрасно понимаете. Вспомните квартиру мадам Жирто на Третьей Рождественской, вспомните девушку.
— Но она сама! У нас всё было по соглашению! Я ей заплатил! — опять попытался вскочить Азнавуров.
— Сидеть! Я же сказал: не рыпайтесь. — На этот раз Кунцевичу никаких действий предпринимать не понадобилось — задержанный послушно опустился на стул. Сыщик продолжил, — она несовершеннолетняя и полностью отвечать за свои поступки не могла. В данном случае закон приравнивает ваше деяние к изнасилованию. А знаете, как относятся к насильникам в тюрьмах? Не знаете, откуда вам знать. Так я вас скажу — очень плохо относятся. Впрочем, я об этом вашем преступлении могу до поры — до времени никому не говорить. Будете сидеть со всеми почестями — как убийца бывшего начальника сыскной полиции. Вот только сидеть придётся очень долго. А может и недолго, если мы найдём общий язык. Ну так как, что выбираете: много статей и жизнь пассивного педераста под тюремной шконкой, или небольшой срок и сносное, насколько это можно, тюремное бытие?