Против этой теории, которую мы находим у Джона Ролза[52] и многих других либеральных авторов, можно выдвинуть хорошо известное возражение: поскольку ее принципы полагаются априорно, как можно быть уверенным в том, что они применимы к эмпирической реальности? И как примирить выведение из игры природы человека с достижениями наук о жизни, которые все убедительнее говорят о ее реальности[53]?
Уже Гегель подчеркивал то, что кантовский универсализм, поскольку он не может принять в расчет укорененную в обществе нравственность (Sittlichkeit), то есть совокупность моральных обязательств перед сообществом, к которому принадлежит тот или иной человек, обязательств, проистекающих из самого факта принадлежности и основанных, по большей части, на обычаях и устоявшихся практиках, не способен предложить конкретные нормы для поступков. Поскольку ему не удается определить содержание долга и выделить положительные в нравственном плане действия, он так и не освобождается от формального субъективизма. Нравственная автономия покупается, таким образом, ценой пустоты: идеал отделенности отсылает к свободе, которую ищут ради нее самой, то есть свободы без содержания. И в то же время такой идеал отсылает к определенному этноцентризму, поскольку не может быть формальных и процедурных прав, которые не предполагали бы некое материальное содержание, пусть и замаскированное. «Декларация права — это также утверждение ценности» (Чарльз Тэйлор). Либеральные этические системы обычно характеризуются поиском формального, аксиологически нейтрального принципа, который мог бы стать универсализируемым критерием. Эта аксиологическая нейтральность всегда остается искусственной.
Что касается разума, он также всегда молчит о своих собственных основаниях. Аласдер Макинтайр показал, что разум никогда не является нейтральным или вневременным, что он всегда связан с культурным и социально–историческим контекстом[54]. Кантовский разум полагает, что может познать всеобщий закон, то есть мир, который был бы ему внешен, тогда как он никогда не может произвести такой закон, если исходит из себя самого. Разум, всегда зависящий от своих конкретных воплощений, неотделим от множественности традиций.
Понятие достоинства не менее двусмысленно. Известно, что современные теоретики прав человека, даже когда они не ссылаются открыто на философию Канта, всегда в значительной мере опираются на нее[55]. Слово «достоинство», которого нет в Декларации прав 1789 года, фигурирует в преамбуле Всеобщей декларации 1948 года, в которой специально упоминается «достоинство, присущее всем членам человеческой семьи». Это достоинство, очевидно, является качеством абстрактного человечества. Оно, как пишет Питер Бергер