— Так давай молчать, ведь нас за язык никто не тянет.
— И это не дело. Хоть в народе нас считают людьми второго сорта — гробовщиками да алкоголиками, но, коль промолчу в тряпочку, меня совесть замучает.
— Наверное, ты прав, Иваныч, тут водка не поможет. Вдруг тот, которого они за туберкулезника выдали, нам по ночам являться станет? Я в души умерших с недавних пор верую.
— Давай, Сергей, кончаем разговоры и поворачиваем к березкам. Там на месте что-нибудь да придумаем.
«Березками» в Тригорске ласково, с оттенком печали, называли то же городское кладбище, к которому вела дивной красоты в несколько рядов деревьев березовая аллея. В молчании и раздумьях прошло несколько минут. Бригадир нещадно дымил, извлекая из пачки «Примы» сигарету за сигаретой. Вскоре в окно полетела пустая пачка.
— Ты бы, Иваныч, хоть перерыв сделал, — Сергей взглянул на напарника. — Никотин Никотиныч сосуды суживает, а нам предстоит и ямки копать, и мозгами поработать.
Некоторое время, пока машина стояла у последнего светофора к кладбищу, взгляд Сергея задержался на фотографии Милославского в газете, лежащей на коленях у бригадира.
— До чего схож, пид…..с. А что, Иваныч, если позвонить в редакцию, сообщить о вчерашнем захоронении? Журналюги быстрее нас разберутся, что к чему. Сенсации, скандальчики — это их хлеб.
— В редакцию, говоришь, позвонить? А ведь идейка стоящая. Только называть себя мы не будем, действуем инкогнито, есть такое мудреное слово.
Бригадир взял «Вечерний Тригорск», перевернул газету и, отыскав на последней странице телефоны редакции, потянулся за мобильником.
В каждом из тюремных учреждений есть свои большие и маленькие тайны. Растут они подобно траве за вскопанной запретной зоной, которая, если ее ко времени не скосить, шагнет и за колючую проволоку. Тогда может созреть такой чертополох, что поспособствует и побегу зэка. Эти тайны нечасто выходят за толстые крепостные стены. Оседают, растворяются в них, иногда на день, неделю, месяц, а то на десятилетия, становясь спутниками безмолвных каменных строений.
Но кроме секретов, присущего карательной системе стукачества, с древней как мир системой подслушивания и использованием в наш век прогресса самых современных электронных устройств, рядом существуют еще и люди. Разумеется, берутся (в этом нет сомнений) разного рода подписки о неразглашении у десятков сотрудников в погонах, равно и вольнонаемных граждан. Но именно среди людей, как в питательной среде от единственного микроба произрастают целые колонии, столь же стремительно распространяются и слухи. И тайна перестает быть таковой, как утверждал еще Шекспир: «Тогда лишь двое тайну сохраняют, когда один из них ее не знает».