Во всяком случае, я скоро сообразил, что колебания в их обращении со мной — от подобострастно-заискивающего один день, вежливо-равнодушного на другой до холодно-официального на третий — не отражают ничего личного, а просто с точностью флюгера передают направление ветра в верхних эшелонах власти. Со временем я так к этому привык, что стал даже пользоваться этим индикатором для определения политической погоды в стране и мог с необыкновенной точностью сказать, чья сторона в перманентной российской борьбе за власть сегодня берет верх. И наоборот: узнавши об очередных сдвигах наверху, аккуратно угадывал, получу я нужный мне документ или нет.
Как ни грустно это сознавать, таково, видимо, «молчаливое большинство» и во всей стране, привыкшее за десятилетия быть всего лишь кордебалетом власти. Разве могут их теперь изменить какие-то там «демократические преобразования» или «рыночные отношения»? В этом царстве чиновников, где бюрократ стал поэтом, а поэт — бюрократом, «демократические идеи» воспринялись весьма своеобразно, как право чиновника не подчиняться своему непосредственному начальнику, провозгласив «суверенитет» своего региона, города, предприятия. Однако взамен слепого подчинения не возникло никакого общего интереса: слишком долго и нагло идея «общего блага» эксплуатировалась коммунистами. В результате лишь распадается страна, общество, оставшееся без вертикальных связей. Но в каждом отдельном осколке сохранилась советская власть, со всей ее рабской системой отношений.
С теми, кто уверовал в «рыночные отношения», отнюдь не легче. Представить себе человеческий материал, более непригодный для бизнеса, просто невозможно. Прежде всего, советский человек свято верит, что любой «бизнес» зиждется на обмане одной стороны другой. Иначе откуда бы взялась прибыль? За чей счет? Но если раньше это считалось предосудительным, даже преступным, то теперь, по прихоти российской истории, стало считаться нормой. Это и есть «капитализм», который коммунисты столь долго запрещали просто затем, чтобы самим наслаждаться его благами. Вроде как было с черной икрой или сырокопченой колбасой: не давали народу, чтобы съесть самим.
Это отнюдь не шутка, это грустный факт нынешней реальности. Объяснить советскому человеку, что бизнес только тогда и может работать, когда он выгоден всем, просто невозможно. Рассуждения о честности, о репутации как главном капитале любого успешного бизнесмена слушают с той же самой глумливой усмешкой, с какой в былые времена слушали советскую пропаганду: ну, да, так нужно говорить для вида, это все идеология, а на самом деле…