— Это кто ж из моих друзей тебе так не угодил? — я пригубила вино, не забывая при этом поглядывать в сторону столика, где продолжали бражничать полугном и чернак.
— Крупп, кто же ещё-то, — скривился Адам. — Догулялся до того, что медной деньги за душой нет. Корми его теперь в долг, проглота. А жрёт, как не в себя…
— Это где же он так погулял?
— А он и сам не знает где. Ушёл тогда с купцами липовыми, а вернулся вот только пару часов назад. Грязный, вонючий и без полушки денег. Обещался отдать, когда с караваном сходит. Я б его погнал, так он же ещё при батьке моём тут бывал — не погонишь.
— Да ты бы всех нас погнал, будь твоя воля, — хохотнула я.
— А и погнал бы! — хлопнул ладонью по стойке трактирщик. — Много с вас толку, гопота. День при деньгах, месяц на бобах.
— Но-но, — нахмурилось моё слегка оскорбившееся Высочество. — Не боишься, что батька твой услышит? Он даром что от дел отошёл по возрасту, поленом тебя отходить сможет.
— Вот только и терплю вас из-за батьки, — проворчал хозяин, покосившись на маленькое окошко почти под потолком.
Там, как я случайно узнала, и жил основатель моей любимой таверны, старый наёмник, исчерченный шрамами, как варан чешуей. Несколько раз он спускался в зал, если очередная драка становилась слишком буйной. И одного его появления было достаточно, чтоб утихомирились самые безголовые. Старик был легендой тракта.
В другое время я бы с удовольствием расспросила трактирщика об его отце, но сейчас меня интересовали совсем другие личности.
— А кто это Круппу наливает?
— Никс, — охотно отозвался на смену неприятной темы Адам. — Раньше ходил с богатыми караванами. Но лет десять, как бросил это дело — вроде в городе приткнулся на постоянное место или женился, ифит его знает.
— Слабоват для боевика, — с сомнением бросила я.
— Так не всем же огнём направо-налево швыряться, как ты. Бытовик он. Ходил с караванами, где народ комфорт уважал.
— Ишь ты, какой комфортный.
— Зато мебель не портит, как некоторые! Жаль, редко приходит. Последние лет пять я его, почитай, и не видел. Недавно только объявился. Может, опять с караваном пойти надумал.
Я не ответила. То, что Никс появился в таверне не так давно, подтверждало мои не самые радужные подозрения. Неужели он всё-таки знал, кому помогает в тёмном переулке? Тогда почему же ифитов чернак с такой ненавистью говорил о новом ректоре? Уж о том, кто этот самый ректор, переселенец не знать не мог!
Плюнув на бесплодные размышления, я решительно поднялась. Логика и прочее словоблудие никогда не были сильной стороной моего импульсивного Высочества: дочь правителя и во дворце, и на тракте предпочитала действовать, а не думать. Не скажу, что жизнь никогда не наказывала меня за такое отношение, но я до сих пор жива, значит, что-то в этом было.