Осторожно и медленно, чтобы горгулья видела её руку, Ева взялась пальцами за щепку и потянула её. Горгулья продолжала тихо рычать, но рычала уже скорее жалобно. Когда же Ева извлекла щепку, она заскулила с явным облегчением, что всё закончилось.
– Умница! Теперь бы чем-то обработать… – пробормотала Ева.
И она бы непременно обработала рану, но в эту секунду кто-то широко распахнул дверь снаружи. Яркий солнечный свет упал на сидящую горгулью – и по телу её пробежала изморозь. Вначале она коснулась лап, потом спины и крыльев. Последней окаменела голова, а самыми последними – глаза. И в глазах этих Ева видела не обезьянье лукавство, а собачью непонятую грусть и верность.
К Еве подбежал Филат и в восторге хлопнул её по плечу:
– Тебя не тронула горгулья! Обалдеть! Признавайся, как ты это устроила?
– Никак! – огрызнулась Ева, ещё не простившая ему солонки.
– О, класс! Научи меня тоже делать «никак»!
Ева грустно погладила окаменевшую горгулью по носу. Горгулья во время лечения вела себя лучше, чем сирийский хомяк, которого она выпутывала однажды из шерстяной тряпочки. Пока Ева его освобождала, хомяк ухитрился укусить её несколько раз, а зубы у него были острее шила.
Филат, несколько раз обежавший вокруг Евы в поисках страшных ран, которые ей должна была нанести горгулья, внезапно остановился и уставился на её ладонь – ту самую, которой она извлекала щепку из носа чудовища. На пальцах у Евы желтели маслянистые капли, похожие на сосновую смолу. Капли эти, выцветая и бледнея, втягивались в кожу.
– Рыжьё… Натуральное! Как ты заставила горгулью его отдать?! – прошептал Филат.
– Да она сама как-то. Я не заставляла! – огрызнулась Ева.
– Ещё бы: горгулью заставить! Чудовища её не трогают, да ещё рыжьё дают… Спрячь его, не свети!
Ева попыталась вытереть капли о рукав, но вытирать уже было нечего. Капли совсем впитались, и только кожа слабо светилась. Посетители трактира выбирались кто из-за стойки, кто из-под стола, а один даже из шкафа. Невесть откуда возник тот самый носатенький, на крыску похожий. Хлопотал, бегал, всплёскивал ручками. Его охи и взмахи ручками возымели своё действие. Окаменевшую горгулью спешно упаковали в ящик.
В дверном проёме тревожным огоньком засветились рыжие бакенбарды Пламмеля. Он на кого-то пристально смотрел и хмурился. Ева поначалу решила, что на горгулью, но нет – Пламмель смотрел на неё. И одновременно с этим Ева осознала, что нелепая шляпа с неё слетела, а вместе со шляпой слетел и морок.
Филат заметил это и заспешил. Подобрав шляпку, он спешно нахлобучил её Еве на голову. Затем, схватив с пола салфетку, принялся обматывать Еве совершенно здоровую руку: