Пошли и сидели, как дураки, в уголке на лавке. Ромке хоть интересно было, он по молодости первый раз на такие посиделки был приглашен. Мне, в принципе, тут тоже находиться рано было – девятнадцати лет еще не исполнилось. Сидел и смотрел, как молодые казаки в возрасте от девятнадцати до двадцати одного года охаживают юных казачек, выеживаясь перед ними, как петухи. Особенно старался перед Анфисой старший сын Ивана Митрофановича Савина Семен, с которым у меня, точнее, у Тимохи, были непростые отношения. Когда Тимоха пас табун у Савина, Семен постоянно при встречах старался его унизить, и только дедов строгий наказ удерживал Тимоху от схватки с сыном богатейшего в станице казака.
Анфиса от внимания Семена заходилась румянцем на щеках, но при этом успевала зазывно стрельнуть глазами в мою сторону. Несмотря на все усилия удержать себя под контролем, я постепенно стал заводиться. А Семен, перехватив пару раз взгляды Анфисы в мою сторону, громко произнес:
– А что здесь эти молокососы делают?
Я продолжал сидеть, делая вид, что ничего не услышал, хотя внутри все кипело. Не любил я «золотую молодежь». Оказывается, во все времена она была такой наглой и «бесстрашной», пока по рогам не получала.
– Нет, казаки, я серьезно, а что здесь эти молокососы делают? – Семен Савин подошел к нам с Ромкой поближе. – А, это же сынок атамана и наш уникум! Я правильно его назвал, Анфиса?
Анфиса как-то виновато взглянула на меня и опустила голову. Я уже хотел что-то ответить Семену, но тут влез Ромка:
– Ты кого молокососом назвал?
Ромка, будучи на шесть лет младше Семена, габаритами тому нисколько не уступал. А за последние пять месяцев непрерывных занятий в Ромке пропала юношеская угловатость и нескладность. По внешнему виду тринадцатилетний Селеверстов выглядел бы лет на восемнадцать-двадцать в моем мире будущего.
– Нет, вы гляньте, казаки, какие борзые молокососы в Ольгинской станице рождаются! – Семен Савин картинно повел рукой, показывая на Романа. – Пожалуй, следует выкинуть их отсюда.
В этой фразе прозвучала старинная вражда, точнее, какое-то противостояние между основателями станицы Черняева и позже поселившимися здесь казаками, которые из-за наводнений перебрались из Ольгинской станицы, Вагановского выселка и других мест.
Я ничего не успел ни сказать, ни сделать. Семен потянулся, чтобы взять за шиворот Романа и тут же получил от того хорошо поставленную двойку: левой рукой в печень, а правой в челюсть. Без звука молодой Савин бесформенным кулем осел на пол, свернувшись в позе эмбриона.