Из капсулы Вероника выбралась раньше планируемого. Там — в нереальности — психанула орчанка, вышедшая в реал сразу после того, как синеволосая отвела их группу к подводному камню возрождения, лежащему просто на илистом дне, без каких-либо храмов поблизости. Эльфу ничего не оставалось, как последовать за ней, пообещав вернуть ненаглядную «завтра к тому же часу». Идти или плыть — возле дна работали оба типа перемещения — на ознакомительную экскурсию в неполном составе никто не пожелал, ребята разбежались.
Так у девушки образовалось свободных полдня. И вечер. И ночь, само собой.
Сомнений не было: быстренько соорудив бутерброды, закинув к контейнеру с ними бутылку воды, термос с горячим чаем и пакет с парой яблок, Вероника вызвала такси. В два захода спустила вниз станок (тот, что был так удачно сты… позаимствован у куратора) и все принадлежности со свежим холстом.
— К Неве! — решительно озадачила она водителя маршрутом.
…И снова был промозглый ветер, и снова деревенели пальцы. И снова девушка улыбалась тугим тучам и чернильного цвета волнам.
Горячий чай и бутерброды по холоду и голоду практически испарились. Когда подошел черед яблок, вдруг распогодилось: только что сурово нависавшие тучи разошлись, открывая кусочек ярко-синих небес с тоненькой белой дымкой облачка, такого несуразного рядом с громадинами туч. Вероника засмотрелась на причуды небесные, тогда как яблоко в застывшей руке захрустело.
— Э? — опустив взгляд на источник похрустывания, емко сказала она.
На яблоке сидела, подгрызая сочную мякоть, птица небесного окраса со светлым облачным узором на крылышках.
— Чви! — сообщила девушке птица и продолжила трапезу, явно не собираясь никуда улетать.
Первой мыслью Вероники было: «Будь она желтая, как на „Доверии“, можно было бы решить, что у меня сейчас глюк».
Второй, что попугаи не должны летать по питерским набережным, не их климат.
Ещё через минуту пернатое сидело в тканевой сумке для обедов, там же лежало яблоко. Молнию девушка закрыла не до конца, чтобы воздух шел.
— Окей, гугл. Я нашла попугая на улице. Что делать?
Еще через полчаса они (человек с рюкзаком, холстом с недописанной свежей картиной и птица) ввались в клинику. Станком пришлось пожертвовать.
«Стас простит», — махнула рукой Вероника, бросая одинокий станок на набережной.
— Я записана на шесть к орнитологу! — выпалила с порога художница, прислоняя холст к стойке, за которой сидела молоденькая совсем девушка в очках в тонкой металлической оправе.
— Как зовут? — вскинулась та.
— Вероника.
— Птицу? — укоризненно зыркнули на нее поверх очков.