Я моргнул сильнее, и моя рука с силой вцепилась в штурвал, как будто я мог исправить свои чувства, скорректировав высоту или направление полета. Только исходило это глубоко изнутри меня и с такой силой прокатывалось по телу, что у меня перехватило дыхание.
МНЕ УЖЕ ЗА 60. БУДУЧИ СУДЕБНО-МЕДИЦИНСКИМ ЭКСПЕРТОМ, ЗА СВОЮ ЖИЗНЬ Я ПРОВЕЛ БОЛЕЕ 20 000 ВСКРЫТИЙ.
Я человек практичный и рассудительный, поэтому попытался найти логичное, разумное объяснение происходящему. Что я там ел на завтрак? Тосты? Весьма безобидно и уж точно никак не объясняет, отчего мне внезапно стало так не по себе. И раз уж это была не совсем тошнота, тогда что? В первую очередь, я необъяснимым образом чувствовал себя несчастным, а еще я испытывал… да, я испытывал страх. Я не мог отделаться от ощущения, что произойдет нечто ужасное. Более того, мне чуть ли не хотелось, чтобы это случилось.
Нелепая, иррациональная мысль закралась мне в голову. А что, если мне выпрыгнуть из самолета?
Волевым усилием я остался сидеть в кресле, продолжил дышать, управлять самолетом, моргать. Мне пришлось постараться, чтобы снова прийти в норму.
Тут я глянул на экран навигатора. «Хангерфорд», – прочитал я.
Старые красные дома в центре. Хангерфорд. Серые улицы и спортивные площадки на окраинах. Хангерфорд.
Потом он исчез, и на смену ему пришел Савернакский лес – обширная прослойка зеленой растительности. Постепенно зеленый лес принес мне облегчение – я словно отдохнул в его тени с рюкзаком за плечами. Если мое сердцебиение и оставалось учащенным, то причиной тому был ужас из прошлого. Что же тогда со мной там случилось?
Мне уже за 60. Будучи судебно-медицинским экспертом, за свою жизнь я провел более 20 000 вскрытий. Тем не менее этот недавний случай стал первым за всю мою карьеру, когда я заподозрил, что у моей работы, познакомившей меня с мертвым человеческим телом, перенесшим болезнь, разложение, убийство, резню, взрыв, похороны и сокрушительные массовые катастрофы, могут быть эмоциональные последствия.
Давайте не будем называть это панической атакой. Но это шокировало меня настолько, что я стал задаваться разного рода вопросами. Обратиться ли мне за помощью к психологу? А может, и вовсе к психиатру? А также – что тревожило меня куда больше – не пора ли мне завязать с этой работой?
Хангерфордская резня, как ее впоследствии прозвали, стала моим первым крупным делом в роли судебно-медицинского эксперта. Случилась она вскоре после того, как я начал свою карьеру. Я был молодым и увлеченным, и мне потребовалось много лет, чтобы заполучить эту работу. Годы узкоспециализированной подготовки, далеко выходящей за рамки базового курса анатомии и патологии. Должен признать, что все то бесконечное время, проведенное за разглядыванием еле уловимых отличий микропрепаратов, едва не отбило у меня охоту вообще этим заниматься. Множество раз я был вынужден искать новое вдохновение в кабинете своего наставника, доктора Руфуса Кромптона. Он разрешал мне читать его бумаги, изучать фотографии с мест происшествий, и иногда я засиживался там, поглощенный этим занятием, до позднего вечера. Когда я уходил, мне уже не нужно было напоминать, зачем я в это ввязался.