Терпению его пришел конец.
— Ты действительно думаешь, что у нас с тобой есть выбор? — Он едва не заорал во весь голос. — Не надо мне рассказывать, как тяжело жить под такой слежкой. Черт подери, уж кто‑кто, а я это знаю. Треллу похитили не потому, что мы богаты, а потому, что из нас делают национальное достояние. А это меня не устраивает. И никого из нас тоже! Разве у людей хватило порядочности оставить нас в покое после ее спасения? Нет, черт возьми! Они довели ее до нервного срыва, и клянусь, что стали причиной смерти моего отца. Оберегая нас от постоянной слежки, он находился под страшным давлением. Его место занял я. Руководить корпорацией — более чем достаточно для любого человека, а помимо этого всю жизнь волноваться, что будет еще одна попытка похищения! И все потому, что эти гады намерены сделать из нас кумиров? Это подлые, низкие люди. В ход идет все: тролли в Интернете, оппортунисты, преступники, которые могут за деньги выкрасть ребенка. — Он ткнул пальцем в Синнию: — Ты понятия не имеешь, на что они способны. И у тебя нет возможности держать их на расстоянии. Поэтому мое последнее слово — речи быть не может, чтобы оставить тебя одну. И не жди, что я потом заберу детей, а тебе позволю жить своей жизнью без нас. Потому что ты теперь часть жизни семьи, нравится тебе это или нет. Итак: ты переедешь в Париж со мной, и заниматься безопасностью буду я.
Синния сидела, положив подушку на колени и прижав к груди, словно хотела отгородиться от взрывов его негодования.
Анри запустил пальцы в волосы.
— Вот почему я не хотел детей. Я представлял, как это будет. Знал. Но мы сделаем то, что должны. Ты выйдешь за меня.
— Нет, — сказала она охрипшим голосом, едва разомкнув побелевшие губы.
— Ты слышала, что я только что сказал? Ты не можешь оставаться здесь!
— Да, я тебя слышала. Замечательно. Я буду жить за железным занавесом, но… — Она сглотнула слюну. — Но замуж за тебя я не выйду. — И вскинула подбородок.
Он знал это выражение ее лица — стоять на своем.
У него загудело в ушах.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, что буду жить у тебя, но не с тобой. — Она покраснела и воинственно дернула плечами.
— Ты не хочешь спать со мной? — Сердце у него упало. Не может быть, чтобы она это сказала!
Синния поморщилась, отвернулась и часто‑часто заморгала:
— Нет, не хочу.
— Лгунья, — вырвалось у него. Он был уверен, что она говорит неправду. Или это умирающая надежда?
Она усмехнулась. В этой усмешке были и стыд, и вина, и презрение к самой себе, но когда она подняла на него лицо, то ее взгляд не смог убедить его в том, что она честна с ним.