Соединенные Штаты объявили, что не признают аннексию и будут по-прежнему поддерживать дипломатические отношения с чехословацким правительством в изгнании. Пока такое правительство не было создано, но Эдуард Бенеш находился в Лондоне и поддерживал постоянную связь с Уинстоном Черчиллем.
Президент Рузвельт 18 марта созвал в Белом доме заседание своего кабинета и сообщил, что отдал распоряжение не допустить перевод чешских активов в США на немецкие счета. Он также объявил, что в качестве репрессалий собирается наложить арест на всю немецкую собственность в Соединенных Штатах. Президента спросили, включаются ли сюда и немецкие трансатлантические лайнеры, один из которых находился в тот момент в гавани Нью-Йорка, и он ответил: «Включается, а почему бы нет?»
На заседании кабинета присутствовал адмирал Уильям Леги, представлявший военно-морское министерство, и Рузвельт спросил его: «Что бы вы стали делать, если бы я отдал приказ захватить лайнер «Европа» при его выходе из Нью-Йоркской гавани?»
«Выполнил бы приказ, господин президент».
«А если лайнер откажется подчиниться вашему приказу?»
«Я бы потопил его».
«Вы имеете в виду...»
«Ну, конечно, не сразу. Сначала я бы дал залп-другой поверх ватерлинии, а затем постепенно удары переводил бы все ниже и ниже ватерлинии, пока лайнер не сдастся».
Военно-морской флот США беспрепятственно выпустил немецкий лайнер из гавани Ныо-Йорка, однако все чешские активы были заморожены. Был введен также контроль над определенными немецкими активами, что вызвало новый приступ обвинений в нацистской прессе, объявившей американцев «гангстерами и ворами, руководимыми евреями».
Англия также заморозила чехословацкие активы, и, хотя в Англии и странах Британского содружества вклады были значительные, нацисты реагировали на это удивительно спокойно. Такое спокойствие вынудило лондонского журналиста Поля Эйнцига, специализировавшегося в области финансов, заняться этим вопросом более тщательно, и его последующее расследование открыло примечательную картину, которая показывала, что, хотя правительство Чемберлена на поверхности выставляло себя перед общественностью и парламентом в несколько перекрашенном виде, в глубине все еще скрывалась философия умиротворения.
Когда 15 марта немецкие войска вступили в Прагу, автомобиль и транспортер с солдатами отделились от колонны, как только она пересекла Влтаву, и поспешили в Новый город, где они остановились перед входом в Чешский национальный банк. Выскочив из транспортера, часть немецких солдат быстро заняла свои места со стороны фасада и начала устанавливать пулеметы, другая группа побежала за угол здания, чтобы занять выход цз здания банка во двор. Из автомобиля вышел Карл-Эрих Мюллер, один из директоров Немецкого Рейхсбанка. Он с силой стучал в железную входную дверь банка до тех пор, пока напуганный швейцар не открыл ему. «Проведите меня к вашему управляющему», — приказал Мюллер по-немецки. Швейцар изумленно смотрел на него, и Мюллер, отстранив его, вошел в вестибюль. Всюду был включен свет; большинство служащих банка, которых вызвали сюда, как только стало известно о вторжении немцев, находились здесь.