Но дело даже не в имени. Еще в университете Доломанов считался талантливым, подающим большие надежды литератором. Он и сам нисколько не сомневался в этом. Однако возникший на заре перестройки в России огромный, прямо какой-то ненормальный, даже нездоровый, читательский бум вскоре так же резко, антивзрывом, сошел на нет, и акции некогда славной на весь мир русской литературы рухнули так низко, что сказать, что она неизлечимо больна и находится при смерти — значит сильно и сильно приукрасить.
Жить литературным трудом, то есть иметь от этого труда средства к существованию, в Стране Советов было трудно. Жить литературным трудом в постсоветской России стало невозможно. Тысячи мальчиков и девочек, грезивших некогда литературной славой, нашли применение своим талантам в других видах деятельности, будучи зажаты реалиями суровой действительности. Надо было есть самим и кормить свои семьи. Раньше эти проблемы стояли не так остро, теперь же будто в насмешку над всей идеологией ушедшего в прошлое строя, воплощался в жизнь лозунг: "Кто не работает, тот не ест". Еще несколько лет назад можно было где-нибудь числиться и получать зарплату, не особо напрягаясь. А после двух ночей разгрузки вагонов отпадала проблема квартплаты, хлеба с молоком на две недели и проездного на месяц.
Конечно, и теперь находились фанаты, которые выкладывались на работе, а то и на двух, а потом, по ночам, урывками, где-то (где?!) как-то (как) занимались продиктованным одним из официально зарегистрированных грехов — грехом гордыни — процессом, носящим название "литературный труд". Всем известная шутка, что писателем является тот, кто не может не писать, на поверку оказывается зловредной и правдивой серьезностью, стоящей в одном ряду с обвинительным приговором, неутешительным диагнозом и сделанной в глупом далеком детстве татуировкой на руке женского имени, при одном упоминании которого уже много лет ощущаешь себя Геббельсом, при котором упомянули слово "культура"…
Так вот, исходя из приведенного критерия Авдей Доломанов был настоящим писателем. Он не мог не писать, и если бы за каждую строчку рукописи ему платили по копейке, он бы давно был миллиардером. Кроме того, он не хотел делить время, посвящаемое своей музе, ни с какой другой работой. Единственное, что он скрепя сердце вынужден был делать, это выполнять обязанности дворника, в доме, где занимал квартиру. И то только потому, что это было продиктовано необходимостью за эту самую квартиру платить. Помощь от родителей он не принимал, потому что они до сих пор не оставляли надежды наставить Авдюшу на путь истинный, чтобы он занялся "человечьим" делом, а не витал в эмпиреях.