Заведующий, желая выгородить Леру, сам того не ведая, открыл Андрею глаза на их отношения. Вот, значит, она какая — добрая, ласковая, безотказная! А он-то, дурак, на что надеялся? Что стал для нее единственным и неповторимым? Ерунда все. Пожалела она его, ясно. Одним мужиком больше, одним меньше — ей без разницы. Позвал ее, она и пошла, потому что не привыкла говорить «нет». А сам Андрей ей не нужен: зачем такой молодой, красивой, умной девчонке без пяти минут инвалид, по нескольку раз в год попадающий на больничную койку?
Из своего детдомовского детства Андрей вынес один строжайший принцип. Его, этого принципа, неукоснительно придерживались все интернатские пацаны и девчонки. Не принимать жалости к себе — негласным законом всех тех, кого с первых дней судьба обделила, не дав того, что по праву должно быть у каждого.
Летом группу детдомовцев отправляли в лагерь. У интерната имелась своя летняя база, но все ребята мечтали о такой поездке. Она несла с собой новые впечатления, возможность вырваться «на волю», хоть ненадолго покинуть казенные стены.
Андрею было лет восемь или девять, когда его наградили путевкой в подмосковный «Факел» за активную работу в редколлегии интернатской стенгазеты. Впервые он покинул пределы детдома, оказавшись в совершенно непривычной для себя обстановке.
Поначалу он никак не мог сориентироваться, освоиться.
Вроде бы все вокруг было похожим на интернат. Палата, в которой стояли в ряд шесть кроватей, разделенных тумбочками на двоих, большой двор со спортивными снарядами, просторная, светлая столовая. По утрам здесь пахло овсяной кашей и молоком, вечером две добродушные тетки, стоявшие на раздаче, щедро одаривали ребятишек черными ржаными сухарями из хлеба, оставшегося от завтраков и обедов.
И в то же время были отличия. После отбоя мальчишки в палате громким шепотом обсуждали, куда поедут с родителями после возвращения домой: в цирк, в зоопарк, в кино, в гости. Эти самые гости волновали Андрея больше всего.
В цирк они с детдомом ходили ежегодно, пару раз бывали в зоопарке, кино крутили в интернате через день.
А гости… Он смутно, с трудом представлял себе, что это такое. Закрывал глаза, стараясь отключиться от голосов соседей по палате, и воображал себе, как они с лучшим приятелем Кирюшкой Стеценко собираются в гости. Надевают самые лучшие «парадные» рубашки и штаны, те, в которых стоят на праздничных интернатских линейках, берут в столовке по паре зеленых яблок. Садятся в трамвай и едут далеко-далеко.
За окнами мелькают незнакомые картинки, чужие улицы и переулки. Наконец вагон останавливается, они вылезают и видят большой, красивый дом. Заходят в уютный, чистенький подъезд, поднимаются по лестнице обязательно на пятый этаж. Почему именно на пятый, Андрей объяснить не мог, но это было непременным условием его фантазий.