Матушка Ветровоск встала на ноги и отдернула занавески.
Они стояли там, на том месте, что в теплое время года служило ей газоном. И каждый смотрел прямо на ведьму.
Несколько минут спустя передняя дверь хижины открылась. Само по себе уже событие: как и большинство овцепикцев, матушка пользовалась преимущественно задней. Лишь трижды в жизни ты пользовался парадным входом, причем каждый раз тебя несли.
Поэтому гостям пришлось приложить существенные усилия – подергать и потолкать неуступчивую створку внутрь. На снег у порога посыпались кусочки облупившейся краски. Наконец, где-то на полпути дверь застряла.
Матушка неловко протиснулась в щель и вышла на доселе нетронутый снег.
Она специально нарядилась в свою высокую шляпу и длинный черный плащ, которые всегда надевала, когда хотела четко дать понять окружающим: перед ними ведьма.
В снегу стоял наполовину заметенный кухонный стул. Летом он приходился весьма кстати, если требовалось выполнять какую-нибудь работу по дому и одновременно приглядывать за дорогой. Матушка вытащила его, отряхнула и решительно уселась, расставив колени, вызывающе скрестив руки и вздернув подбородок.
Солнце уже встало, но его лучи в это утро после Ночи Всех Пустых оставались розовыми и косыми. Они подсвечивали огромное облако пара, что висело над собравшимися существами. Те не трогались с места, хотя время от времени кто-нибудь топал копытом или почесывался.
Матушка уловила какое-то движение. Она прежде не заметила, но оказывается, птицы так густо облепили деревья, что те словно бы досрочно покрылись странными коричневыми и черными листьями.
Тот клочок, где летом росли травы, заняли волки. Они сидели прямо или развалясь и высунув языки. За ними примостилась группа медведей, а рядом – стадо оленей. В меттерфорических загончиках собрались стайки кроликов, ласок, дурностаев, барсуков, лис и прочих разнообразных существ, которые все вместе назывались лестным народцем, несмотря на то, что проводили жизнь в кровавой атмосфере охоты, только одни выступали в роли хищников, другие – жертв, одни убивали, а другие погибали от когтя, копыта или зубов.
Эта разношерстная толпа расположилась на снегу, начисто забыв о своих обычных кулинарных взаимоотношениях, и пыталась переглядеть матушку.
А она поняла две вещи. Первое – ей сейчас предстал довольно точный срез лесной жизни.
Вторую она не могла не озвучить.
– Я не знаю, что это за чары. Но вы ничего не добьетесь – когда они ослабнут, кое-кому из вас, меховых придурков, придется убираться восвояси.
Никто не пошевелился. Никто не издал ни звука – кроме пожилого барсука, что не выдержал и со смущенной мордой испражнился.