В такие моменты разум находит себе крайне странные применения, лишь бы не выполнять свое прямое предназначение, сиречь – думать. Сторонний наблюдатель поразился бы той самоотверженности, с которой матушка поочередно кидалась то мыть подставку для чайника, то выкорчевывать древние орехи из миски с фруктами, которая стояла на комоде, то выуживать с помощью чайной ложки окаменелые корочки хлеба из трещин между каменными плитами.
У животных есть разумы. У людей есть разумы, хотя вот людские – штука весьма неясная и туманная. Даже у насекомых имелись разумы, похожие на крохотные точки света во тьме неразумия.
Матушка считала себя практически экспертом по разумам. И всегда верила, что у таких вещей, как страны, их нет.
Страны ведь не живые, бога ради. Страна – это просто…
Постойте. Постойте… Мысль украдкой пробралась в голову матушки и робко попыталась привлечь ее внимание.
Было одно условие, при котором эти мрачные леса претендовали бы на звание разумных. Матушка села, сжимая древнюю корку хлеба, и пристально посмотрела в камин. Ее мысленный взор потянулся сквозь очаг, наружу, через заснеженные коридоры деревьев. Точно. Ей как-то раньше и в голову не приходило. Конечно, лес – это общий разум, слепленный из множества мелких: растений, птиц, медведей, даже медлительных величественных разумов самих деревьев…
Матушка опустилась в свое кресло-качалку, и то стало раскачиваться само по себе.
Она часто думала о лесе как об эдаком растянувшемся во весь рост животном, но лишь в меттерфорическом плане, как выразились бы волшебники; летом оно дремало и мурлыкало голосами шмелей, осенью ревело и завывало бурями, а зимой сворачивалось в клубок и засыпало. Матушка вдруг осознала: лес не только собрание других существ, но и существо само по себе. Живое – просто не в том плане, как можно назвать живой землеройку.
И куда медлительнее.
Это должно быть важным моментом. Как часто у леса бьется сердце? Один удар в год, наверное. Да, по идее так. Лес ждал яркого солнышка и более долгих дней, чтобы одним могучим систолическим толчком – таким могучим, что человеку и не услышать, – протолкнуть миллионы галлонов сока вверх по стволам прямиком в небо.
И вот тут матушка закусила губу.
Ей только что пришло на ум слово «систолический», а оно явно не входило в ее вокабуляр.
Кто-то обосновался у нее в голове.
Точнее, что-то.
Она ли думала все эти вещи или их думали через нее?
Матушка уставилась в пол, стараясь удержать мысли при себе, но ее разум разглядывали так же непринужденно, как если бы он бултыхался в стеклянном сосуде.