Родился заново.
Я стал Смертью, разрушителем миров.
Как бы плохо это ни было, я знал одно: мир нуждается в Нур Прадеш. Она была одной из семи. Одним из странников, чье пришествие было предсказано, кто мог освободить странных — от Каула? — кто мог запечатать дверь — куда? И как бы странно все это ни звучало, это было не более странно, чем те части пророчества Апокрифа, которые уже исполнились. Я уже перестал сомневаться. Я тоже перестал сомневаться в собственных глазах.
Это был не сон и не последняя греза умирающего разума. Я был еще более уверен в этом, когда споткнулся о выездную дверь в гостиную. Дом был точно таким же, каким мы с друзьями покинули его в последний раз, когда я был здесь несколько недель назад: наспех прибранный и почти пустой, книги, которые отец не выбросил, расставлены по полкам, мусор, усеявший пол, засунут в черные пластиковые пакеты. Воздух был спертым и удушливым.
Нур металась из угла в угол в поисках Ви. Она сорвала с дивана пыльную простыню и, перекинувшись через спинку, заглянула за нее. Я поймал ее у окна — начал было говорить: «Нур, подожди», — когда раскат грома оборвал меня и заставил нас обоих подпрыгнуть. Мы смотрели сквозь запотевшее от дождя стекло. Двор был завален мусором. Дома по ту сторону тупика были закрыты ставнями и темны. Мертвый район.
И все же.
— У этой твари, вероятно, были друзья, — сказал я. — В любую минуту могут прийти еще.
— Пусть приходят. — Ее глаза превратились в осколки льда. — Я не уйду, пока мы не обыщем все комнаты. В каждом чулане для метел.
Я кивнул.
— Я тоже.
В спальне никого не было. Под кроватью никого. Было глупо опускаться на колени и смотреть, как дети проверяют бугимена, но я все равно это сделал. На коврике, где мой дед хранил свою старую коробку из-под сигар, которую я нашел после его смерти, была прямоугольная стопочка, заполненный фотографиями, которые навсегда изменят ход моей жизни. Но Ви не было ни живой, ни мертвой. Только не в шкафу. Не в ванной, где Нур отдернула занавеску и обнаружил только кусок засохшего мыла.
В гостевой спальне не было ничего, кроме груды неиспользуемых коробок и пятен чернеющей плесени на ковре. Я чувствовал, как нарастает отчаяние Нур. К тому времени, как мы подобрались к гаражу, она звала Ви, и это убивало меня, разрывая мое сердце по швам. Я включил свет.
Наши глаза пробежали по куче выброшенного хлама и проектов починки, которые мой дед так и не закончил: две лестницы, на каждой не хватало ступеньки. Коробчатый старый телевизор с треснувшим экраном. Мотки проволоки и веревки. Верстак моего деда, заваленный инструментами и журналами по деревообработке. Я увидел там своего призрака и его, плечом к плечу, в тусклом свете лампы на гусиной шее, нанизывающих красную пряжу на карту с помощью кнопок. Мальчик все это время думал, что это всего лишь игра, сказка.