А ругаться-то и не пришлось!
Кусищев хорошо знал неотступность парторга правого берега Упорова, его напористость в делах, за которые он брался, да к тому же Кусищев понимал, что его поступок с молодежной бригадой отдает чуть ли не расправой, а у него, у Кусищева, был сейчас особый расчет опасаться малейшего отягощения своих служебных и партийных дел.
Поэтому, едва заговорил Упоров, что комсомольско-молодежные бригады — обе — не только не подлежат сокращению, но что и вплоть до монтажа последнего агрегата ГЭС без них не обойтись, как сейчас же «речной адмирал» изъявил согласие отменить свое распоряжение.
— Ну полно, полно, Иван Иванович, не агитируй, не теряй слов! — сказал он добродушным, приятельским басом, кладя свою пухлую руку поверх руки парторга. — Недоучли, недоучли. Признаю. Мы это поправим.
С этими словами он взял трубку телефона и позвонил в отдел кадров.
— Ну, вот и все в порядке, — сказал он. — Скажи ребяткам, что могут возвратить свои обходные листы. Приказ отменяю. За вынужденный прогул будет оплачено... Ну? Все?.. — спросил он торжественно и лукаво.
Иван Упоров не выразил ни радости, ни признательности, и это несколько обидело Кусищева.
— Нет, — отвечал Упоров. — Не все. Я хотел с вами поговорить еще об одном деле.
— Давай... — уже слегка поморщившись, сказал Кусищев и, отдуваясь, опять опустился в кресло.
— Я — об Асхате Пылаеве...
— А... — вырвался у Кусищева невольный возглас неприязненного припоминания. — Помню, помню!.. — И Кусищев в этот миг в самом деле явственно вспомнил гневно-насмешливое лицо Асхата во время их столкновения на бухте Тихой. — Это тот, что ногу сломал? Ихний прораб.
— Да, Асхат Пылаев. Пока он еще в больнице. Но скоро выписывается и должен приступить к работе...
— Что же, хорошо! Что там ему, пособие требуется или комнату? — сделал попытку угадать Кусищев. Он явно торопился закончить этот разговор.
— Нет, ни того и ни другого, — отвечал Упоров. — Тут дело особое... Нога у него срослась хорошо. Но... с небольшим укорочением. Так врачи мне объяснили. Будет немножечко прихрамывать...
— В прорабстве не помеха, — буркнул Кусищев. — Переквалификации не потребуется. Специальности его это не повредит!
— В том-то и дело, что повредит. Да еще и как!
— Не понимаю.
— Не та его истинная специальность, по которой он сейчас работает. Не это его призвание!
И Упоров, сбивчиво и волнуясь, то и дело меняя слова, чтобы дошло до Кусищева, рассказал ему все: и о выступлении Асхата, и о высокой оценке, которую высказала о его способностях знаменитая московская балерина, и о том, что она обещала ему всяческое содействие в Москве, если он приедет поступать в балетное училище.