— И вот теперь это несчастье: нога срослась, но небольшое укорочение, хромота. Парень в отчаянии. Мечта его жизни — и вот все кончено.
— Что ж тут сделаешь! Тут уж никто не поможет. Приходится смириться.
— Можно помочь! — возразил ему Упоров. — И надо это сделать. Это же исключительный случай... Врачи сказали ему, что если отправить его в Москву, в институт ортопедии, то исправят полностью, так что и хромоты никакой не будет. Но для этого еще два месяца потребуется...
— Ну, вот закончим работу по зданию ГЭС, пускай поедет.
— Товарищ Кусищев, здесь медлить нельзя. Я, конечно, не понимаю всех этих медицинских подробностей, но врачи сказали, что каждый день промедления уменьшает шансы: неправильная тяга мышц закрепляется, что ли... Словом, если сейчас мы отправим его в Москву, то будет спасен парень. Будет спасен!
Кусищев щурился на Ивана сквозь дымок папиросы, выпуская через отставленную губу дымок. Усмехался и ничего не говорил.
Упоров не выдержал.
— Что вы смотрите на меня, товарищ Кусищев? — спросил он.
Этот вопрос как бы подхлестнул Кусищева. Он отложил папиросу, подтянулся и голосом жестким и неприязненным сказал:
— А то смотрю, что удивляешь ты меня, товарищ парторг правого берега, удивляешь! Только что гром и молнии метал: зачем сокращаем комсомольско-молодежные бригады в этакий-то, дескать, ответственный час!.. И вот нате вам: отпусти их бригадира-прораба в Москву на целых два месяца! Отпусти, не знаю зачем!.. Лучшего прораба, такого организатора!..
Этого Упоров не ожидал. Он даже повысил голос:
— Товарищ Кусищев!.. Это не серьезно. Геннадий Ложкарев, бригадир, вполне справится. Он может заменить Асхата. Испытан. И вы его знаете!
Кусищев вскипел:
— Вот что, товарищ Упоров, не учите меня! Я согласия не даю. И буду решительно возражать. А вздумает ваш Пылаев самовольно уехать, накажем как дезертира производства... И русский балет уж как-нибудь без прораба Пылаева просуществует!..
Он встал.
Встал и Упоров.
— Я считаю ваше решение... бесчеловечным и неоправданным! Речь о жизни человека идет, а вы...
— Можете жаловаться.
— И пожалуюсь!
— Кому хотите!
Наутро Упоров поехал в партком строительства, к Марьину. Он чуть было не упустил его: Марьин стоял на крылечке, поджидая свою машину.
— Вот хорошо, что я вас застал, товарищ Марьин! — начал Упоров, приветствовав его.
Марьин взглянул на ручные часики, затем — на площадь, на которую в это время выезжала из-за угла его «Победа», и прогудел покровительственно:
— Давай, давай, Иван Иванович, только покороче. Еду на правый берег. Если по пути — могу подбросить, садись.