— Тебе хорошо: синячком отделался. Тамара компрессик сделает, все и прошло. А в моих очках стекла с какой-то особой кривизной: здесь, пожалуй, и не найдешь, в Москве придется заказывать.
И оба расхохотались.
А вот, однако же, другой день голова побаливает от этого «синячка»; еще хорошо, что сгоряча не пожаловался Тамаре: засадила бы на больничный лист на неделю!
Да и сейчас хотела: температура оказалась тридцать семь и две десятых.
Упоров попробовал отшутиться:
— Тамарочка, да это обычная моя температура. Есть такие люди, с повышенной температурой.
Но ей было не до шуток.
— Вот именно! — и сердито, и жалобно, и в то же время с горькой усмешкой отвечала она. — Не худо бы и охладить немного. Никуда я не отпущу тебя сегодня. И выдумал — на дальний земснаряд! Десять километров, да еще в такую погоду. Посмотри, какая вьюга!
— Тамарочка! — взмолился Иван. — Но я же не пешком, а остановлю попутную — и на ней. Женушка моя милая! Да если я чуть с температурой в постель буду забираться, не выйду, а там другой, третий, на своего парторга глядя, — тогда что ж это получится? Если я сегодня отменю поездку на дальний земснаряд, то когда же, ты сама рассуди, выберусь я к ребятам? Ты посмотри расписание мое на целую декаду, ну, посмотри!
Так восклицал он, а она все молчала и молчала, облокотясь о стол и глядя в заснеженное окно.
И вдруг, смолкнув, чтобы услыхать, что скажет в ответ Тамара, он расслышал в тишине четкий тихий стук как бы капель воды с подоконника. Он так и подумал сначала.
А когда понял, что это от ее слез, кинулся в испуге к ней, и обнял ее, и стал просить прощения, целовать и утирать ее слезы.
Когда они помирились, она укоризненно сказала ему:
— Я понимаю, Ваня, что дел у тебя необъятное количество. Но неужели на сегодня не найдется у тебя такого, чтобы не выезжать никуда, а позаниматься дома? Почему я плачу? У тебя, наверно, грипп начинается. А ты еще переохладишься, ну и свалишься. Им же будет хуже, всем ребятам твоим!
Упоров рассмеялся:
— Да нет никакого у меня гриппа. Это у меня от этой вот шишки на лбу.
И, забыв, что он скрыл от нее в тот раз свое столкновение с хулиганом, он рассказал ей все. Этим он думал успокоить ее. И только испугал.
— Так что же ты молчал до сих пор? — вырвался у нее возглас. — Если от ушиба головы жар, так это еще хуже: может быть, началось воспаление мозга!.. Ложись в постель, и я сейчас же вызову врача.
Он долго не мог успокоить ее: пока не рассердился, не накричал.
Пришлось еще раз мириться.
Потом она поила его чаем, и все ж таки с малиновым вареньем, а он понимал ее хитрый расчет, ничего не говорил и только скрыто усмехался.