На большой реке (Югов) - страница 42

— Необходимо добиться научно поставленного складирования! — таков был вывод Инны Кареевой.

Затем выступил Ваня Упоров.

— Иван Иванович наш, — с дружеской уважительной улыбкой и как бы даже с гордостью вполголоса перемолвились меж собой лощиногорцы, готовясь послушать, что он скажет.

А у этого «Ивана Ивановича», паренька рождения 1929 года, столько еще отроческого, что даже самая озабоченность, деловитость, которой проникнуто было его смуглое лицо с непокорным, никак не удававшимся «политическим зачесом», только усиливала впечатление старательной, ревностной юности.

Тайным предметом горести «Ивана Ивановича» и явным предметом дружеских подшучиваний над ним как раз и являлся этот неудавшийся «политический зачес». Черные жесткие волосы Вани Упорова никак не хотели лежать гладко зачёсанными до затылка. А ему почему-то втемяшилось, что у него лоб маленький, узкий, а следовательно — так казалось бедняге! — нечего и думать с этаким лбом и вообще с таким невзрачным лицом понравиться ей, той единственной, от одного вида которой уста немеют, а сердце перевертывается, играет, как козленок!

Вот и сейчас, когда он стоял на трибуне, его не покидало как бы некое стороннее ощущение, что волосы — их он накануне на ночь тщательно притиснул и туго завязал косынкой — снова стоят, проклятые, «козырьком» и придают ему смешной вид.

Ужасное чувство! А вот и Леночка Шагина сидит в третьем ряду, справа, и смотрит и слушает.

«А, все равно!» — как бы отмахнулся он и начал говорить, все больше и больше разгораясь.

Истина, о которой говорил он, была очень проста и ведома всем, и уж, конечно, в первую очередь тем, кто сидел в президиуме собрания: старым коммунистам, испытанным работникам политического просвещения.

Но юноша говорил об этой истине, пылая, иногда даже с запальчивостью, как будто опасаясь, что его не поймут или примутся оспаривать.

Он называл имена и фамилии. Многие из участников собрания знали и этих людей и прискорбные, а иногда и постыдные происшествия, закончившие их недолгий путь на строительстве, и потому старая, затверженная истина, о которой говорил с такой страстностью Упоров, раскрывалась в сознании слушателей какой-то новой, неожиданной стороной.

Молодой бульдозерист приводил примеры того, как всякий раз наиболее тяжкие промахи и прорывы в производственной работе выпадали на долю именно тех партийцев и комсомольцев, кто обывательствовал в деле партийной учебы.

Однажды он долго убеждал одного счетного работника, комсомольца, взяться, наконец, за изучение основ марксизма-ленинизма. Тот вначале отделывался отговорками и шуточками. Но вот однажды в минуту откровенности он как бы проникся серьезностью и со вздохом сказал: «Я понимаю, Ваня, без этого ж никуда!..»