— Лебедев бы тебя услышал! — пошутила Нина.
— А ну его! Забудь! Старик хороший, а только на что он нам?
Они подошли к стенду.
Почти всю середину полосы в областной газете занимал портрет Василия Орлова, «знатного экскаваторщика стройки и бригадира молодежно-комсомольской бригады».
Он покосился на Тайминскую.
Зло ее взяло. «Ну, зачем, зачем он не сказал прямо, что вот, дескать, сегодня будет заметка обо мне в газете, пойдем посмотрим! Но зачем врать, будто так просто: хочется-де посмотреть, почитать газету?! Ну!..»
И она решила досадить ему:
— И как же они тебя сняли нехорошо! — сказала Нина и поморщилась. — И чего ты зубы опять оскалил?
Она показала на снимок.
— Несущественно, — возразил растерянный Орлов.
Оставшись один, Лебедев прошел пустынным берегом до соснового борочка на песчаном бугре и прилег там... Любил он одинокие думы под тихое сипенье ветра в хвое сосен. А вот ведь в еловом бору не слыхать этого веяния и сипенья. Тяжел он, и темен, и глух. Не для человека такой бор — для зверя.
Осы́павшаяся кое-где прошлогодняя хвоя, лежавшая местами скользким и плотным слоем, показывала борок в какой-то особенной чистоте: словно только что подмели.
Полежав немного, академик поднялся, встряхнул свой пыльник и медленно пошел обратно. Воскресенье. Можно спокойно, неторопливо осмотреть этот городок. А ведь скоро пароходы начнут гудеть над тем местом, где ныне разлегся он!..
Река, и особенно с крутым берегом, служит разведчиком археолога. Иногда какая-нибудь речушка без всяких разведочных работ говорит, стоит ли здесь копать. Человек издревле селился у воды...
«Да! Надо взглянуть на стратиграфию этого берега!»
Он спустился по крутой осыпи, достал записную книжку с карандашом и, медленно продвигаясь внизу под берегом, стал изучать и время от времени набрасывать схему слоев. Культурный слой был мощный.
Работая, он увлекся и долго не замечал, что рядом с его тенью давно уже появилась на откосе вторая тень.
Вдруг чей-то хрипловатый голос из-за плеча спросил его:
— Извиняюсь, гражданин, можно полюбопытствовать, что вы там записываете?
Академик вздрогнул от неожиданности. Кровь бросилась ему в лицо. Резкий ответ уже готов был сорваться у него. Но он мгновенно переборол в себе этот порыв.
Спокойно закрыл он книжечку и оборотился к подошедшему.
Это был пожилой смуглый человек, плохо побритый, в серой кепке, в гимнастерке, подпоясанной узким ремешком, и в каких-то броднях.
Лебедев досадовал: пожалуй, пригласит куда-нибудь предъявлять документы и объясняться...
— Видите ли, — сказал он, — вообще говоря, я крайне неохотно и не каждому разрешаю знакомиться с содержанием моих записных книжек: это книжки моей работы. Однако секретного в них ничего нет. И, возможно, у вас есть право... Но позвольте спросить: кто вы такой?