— А за то же самое!.. Кто первый заговорил?
— Так я же про осетров!
— Нет, Максим, будь честен: ты упомянул ГЭС, гэсовцев, а в какой связи — вопрос другой!.. Этак и я начну выкручиваться: я, мол, не про исполком твой, а как, дескать, будем город из затопляемой зоны переволакивать!.. Нет, плати!..
Эти шуточки-«штрафы» завелись между ними так.
Шел 1951 год, год разворота строительства на множестве «стройплощадок» — в скалистых горах, в непроходимых дебрях, на ползучих глинах, на сыпучих песках, по обоим берегам великой реки, в глухом и безлюдном бездорожье.
Разворот был стремителен. Сроки жестки.
Казалось, и сама Волга здесь изнемогает хребтом от нескончаемого и тяжкого каравана несомых ею барж, пароходов, лесогонных плотов.
Шел отбор, заброска и расселение многотысячных кадров. Уже свыше тридцати тысяч писем и заявлений от людей, рвавшихся отдать свои силы и знания строительству новой ГЭС, было получено со всех концов страны.
Начальник строительства Рощин на эти берега был переброшен срочно с другого большого строительства, которое уже близилось к завершению.
Так же, как почти все, кто первым прибыл на эти берега, и Леонид Иванович Рощин не щадил себя в работе. В любой час дня и ночи он то вместе с главным инженером, а то в одиночку появлялся на строительных площадках.
Однако годы и годы технической и руководящей работы на больших стройках научили его дорожить воскресным днем отдыха, и без самой крайней нужды Рощин не позволял изъять из него ни одного часа.
— Воскресенье — это аккумулятор энергии на всю неделю, — говаривал он. — А кто отдыхать не умеет, из того и работник плохой!
Потому-то он и уезжал в воскресенье подальше от городка, в зеленую волжскую глушь.
Он убедил и примером своим увлек и Максима Петровича Бороздина.
Их «рыбалки» были днями отдыха — полного, беззаветного, мальчишеского. Удочки, а иногда и неводок, с которым они браживали подчас по островным озеркам и затонам, — это, в сущности, было только предлогом, задельем: главное — отдохнуть и набраться сил.
Так пришли они однажды к мысли на рыбалках штрафовать друг друга за разговоры о строительстве и о делах исполкомовских. И, конечно, то и дело попадались то один, то другой.
Вот один из поплавков дрогнул и нырнул в воду. Бороздин подсек — и серебристой, сверкающей пластиной изрядный окунь взвился в воздух, трепеща и извиваясь на леске, и шлепнулся в траву, на мелкий галечник заплесков.
Оба рыболова кинулись к добыче. У Бороздина тряслись руки, когда он снимал добычу. Долго поворачивал его и так и этак, прежде чем опустить в ведерко.