Рощин неумело, по-мужски держал, притиснув к груди, огромный букет пионов. С подчеркнутой важностью прошествовал он прямо к Светлане и вручил ей цветы и большую чертежную готовальню.
— Знаю твои инженерные устремления, а ведь без этого наборчика инженер как без рук!
У Светланы радостно расширились глаза: настоящая готовальня, не такая, как у нее, а «взрослая», была ее давней мечтой. Но она боялась и заикнуться об этом перед матерью и отцом: она знала, что денег лишних у них нет, мамино жалованье, жалованье библиотекарши, почти целиком отсылалось старикам Бороздиным.
Светлана поцеловала Рощина.
— Да-а! — проговорил генерал гордо. — Ради такой награды стоило преодолеть знойные барханы Староскольска. Я ведь сегодня пешим порядком. Свою машину отдал нашим гастролерам: в подшефные колхозы поехали, с концертом.
— Добре! — сказал Бороздин. — Ну, выпьем за здоровье... — И повел в сторону Светланы бокалом шампанского.
Все встали. Рощин рявкнул «ура!». Наташка восторженно присоединила свой тоненький голосишко. Глядя друг на друга и смеясь, Рощин и Наташка дольше всех тянули заздравный клич. Когда же они перестали, Сатановский поднял руку, требуя внимания.
— Друзья мои! — проникновенно и в то же время с оттенком шутки сказал он. — Я грозился тостом, хотел, как говорится, толкнуть речь. Но... — он показал на гейзер искорок в бокале, — искра эта улетучивается: надо ловить!
— Да и пельмени стынут! — проворчал шутливо Рощин.
Как раз в это время женщина, позванная на хозяйственную подмогу, внесла на высоко поднятых руках огромное блюдо горячих, только что из котла, окутанных облаком пара пельменей.
— А потому буду краток, — закончил, подымая голос, Ананий Савелович. — Светлана — твое имя, девушка, так оправдай же его своей жизнью, излучай свет не только внешней своей красоты, но и духовной! Ура!
Все закричали «ура» и потянулись чокаться со Светланкой.
Душой застолья был Сатановский. Он буквально очаровал и взрослых, и Светланку с подружкой, молчаливой угрюмой девушкой с гладко зачесанными волосами, и Наташку.
Хохотали до слез над его рассказами и фокусами.
Рощин пробасил:
— Признаться, удивил! Просто Шехерезада, и Кио, и Райкин в одном лице. Прямо-таки талантище загубил!
— Увы! Поздно об этом думать, — на мгновение понурил голову Сатановский. — «Но я другому отдана и буду век ему верна!..» Итак, значит, академик
Каблуков поднялся по лестнице на площадку своей квартиры. Остановился перед дверью перевести дух... — Туг рассказчик как-то неуловимо подряхлел, лицо его старчески распустилось, нижняя губа отвисла, и на глазах, сосредоточенно-потусторонних глазах ученого, чуждого всякой житейщины, всем почудились как бы очки... Воочию перед ними был излюбленный персонаж анекдотов о рассеянности ученых. Вот лобастый седой старик стоит перед дверью своей квартиры. Вот он охлопывает один за другим карманы своего пиджака, отыскивая ключ. Но вот взгляд его останавливается на литой надписи, вделанной в наличник дверного замка, и видит надпись: «Нет дома». И, забывая о том, что сам же он, уходя утром из дому, выставил эту надпись, бедный старик в растерянности поцарапывает темя. «Экое несчастье: «Нет дома»! — бормочет он огорченно и, кряхтя, спускается по лестнице...