На мертвенно-бледном лице Перри глаза казались двумя угольками в снегу, а потом он вообще посипел и упал в обморок.
Я стал ждать, когда он придет в себя. Прошло не менее пяти минут, пока он, наконец, открыл глаза. Взяв графин, я наполнил стакан водой, которую он жадно вылакал.
— Вы вообще не знали Вилера, не так ли? — настойчиво продолжал я допрос Перри, и ответ на этот вопрос я мог прочесть по его лицу. — Вы не хотите разговаривать на эту тему?
Перри быстро замотал головой.
Я встал, взял шляпу и направился к двери, но. прежде чем исчезнуть, повернулся к нему лицом.
— Таких людей, как вы, Перри, называют порядочными гражданами. Полиция не сомневается ни в одном вашем слове. Запомните, чго я собираюсь сделать. Я узнаю, чем угрожал вам Рейни, и тем самым накличу на вас серьезную беду…
Его физиономия вновь посинела, и не успел я закрыть за собой дверь, как он вновь упал в обморок. Но на этот раз уже не мог рассчитывать на мою помощь.
Небо затянулось тучами, стало довольно холодно. На крышах некоторых автомобилей лежала снежная шапка. Я остановил машину перед маленьким ресторанчиком и выпил чашечку горячего кофе, чтобы немного согреться. Затем забежал домой за пальто и перчатками. Когда я вновь вышел на улицу, с неба уже летели снежные хлопья.
Поставив машину в гараж, я взял такси и приказал отвезти себя к рекламному бюро Антона Липсека на Тридцать третьей улице. Хоть один приятный визит за целый день…
Олимп мог гордиться своей королевой. Когда она легко, словно бабочка, порхнула в мою сторону в своем черном платье с длинными рукавами, я снова чуть не одурел от блаженства. Меня только бесили ее платья. Они скрывали все существенное, так что все время приходилось призывать на помощь фантазию и мысленно дорисовывать ее бесподобные выпуклости и впадины. Но то немногое, что можно было увидеть, — лицо и руки — было таким божественным, что все остальное, вероятно, находилось за гранью возможного, и я опасался ослепнуть от небывалой красоты.
— Очень рада, что вы пришли, Майк.
— Разве можно было не воспользоваться вашим приглашением?
Она улыбнулась и принялась теребить золотую цепочку, на которой висел кулон. Синий камень заиграл в луче света настольной лампы. Я тихо присвистнул: сапфир… Ведь это же целое состояние.
— Вам нравится?
— Красивое стеклышко.
— Обожаю красивые вещи, — призналась она.
— Я тоже.
Джун взглянула на меня, понимающе улыбнулась, и я неожиданно заметил, что в ее глазах запрыгали крошечные чертики. Она взяла пальто и шляпу, а я помог ей одеться, хотя с большим удовольствием раздел бы ее.