Я состроил ей мерзкую улыбку:
— Согласен. Теперь убирайся отсюда.
Медленно она встала с кровати и некоторое время смотрела на меня, прежде чем повернуться и не спеша направиться к двери. Она не скрывала своих колебаний. Положив руку на дверную ручку, она повернулась и спросила:
— Ты на самом деле знаешь, где он?
— Кто?
— Агрунски.
Я натянул брюки и застегнул пояс с кобурой, потом засунул в нее свой «сорок пятый», после чего стал надевать рубашку.
— Нет, я этого не знаю, но, как я сказал, мне кажется, что я знаю, где его надо искать.
— Я могу тебе помочь?
— Возможно, но не сейчас. Не на этой стадии.
— А другие дела? — спросила она с надеждой.
— Пусть они провалятся, говорю тебе. Позднее скажу. почему.
— Ты выйдешь?
— Конечно. В город, в нью-йоркскую контору ИАТС, подать рапорт Хэлу Рэндольфу и К°… Они примут его таким, каков он есть, а если он им не понравится, пусть выбросят.
— Так необходимо, чтобы ты показывался именно таким?
— А по твоему мнению, я должен изменить манеру поведения?
— Иногда мне казалось…
— Я буду делать, что хочу. Если существует вещь, которой меня не проймешь, то это сентименты, болтовня и капризы куклы. Когда я на деле, оставь меня в покое. Ты знаешь мою работу, так что не пытайся мне перечить. Женщина, которая сможет это сделать, еще не родилась на свет, а мать ее уже лопнула. Я веду свое дело так, как считаю нужным.
Рондина некоторое время пристально смотрела на меня, потом улыбнулась и пожала плечами. В своем роде она тоже специалист. Молодая, но тем не менее с несколькими трупами позади.
— Поняла, Тайгер, — сказала она.
Нажав ручку двери, она открыла ее и, бросив последний взгляд через плечо, спросила:
— По-прежнему влюблен в меня?
— Не шевелись, и ты убедишься в этом!
— Ты всегда играешь словами…
Она исчезла.
2
Хэл Рэндольф старательно подготовил все для небольшого сеанса инквизиции, но мы слишком часто играли в эту игру, чтобы из нее могло получиться что-нибудь путное. Тем не менее они были здесь: начальники трех служб, хорошо мне известные, и парочка юридических хроникеров, очень респектабельно выглядевших за пишущими машинками, готовых зафиксировать любое слово.
Рэндольф сидел во главе большого стола и улыбался. Он хотел казаться любезным, надеясь расположить к откровенности. Я поймал взгляд Чарли Карбинета, сидящего в углу. В ответ на его полуулыбку я подмигнул и, подвинув к себе единственный свободный стул, сел сбоку стола. Я начал с атаки.
— Итак, господа?
Оба стенографа заработали. Рэндольф прочистил горло, наклонил голову с отсутствующим видом, взглянул на меня, но на этот раз выражение любезности исчезло с его лица.