Как я уже говорил, эвглена может стать полностью независимой от энергии, получаемой из пищи. Достаточно дневного света, чтобы у них появился собственный набор энергетических станций – маленькие зеленые органеллы, называемые хлоропластами, которые напрямую используют энергию солнца. Как и митохондрии, образовавшиеся из бактерий, хлоропласты также имеют древнее происхождение; сотни миллионов лет назад они были получены из свободно живущих микроорганизмов, которые проникли в предков эвглен. Из некоторых таких союзов позже получились растения. Хлоропласты, как и митохондрии в других хозяевах, ставших животными, также частично сохранили собственные ДНК.
Дик побудил меня начать изучение РНК и ДНК у эвглены во время цикла деления клеток, но у нас не было возможности дифференцировать потенциально различные виды ДНК. Во время одной из наших дискуссий по этим вопросам, случившейся в длительной автомобильной поездке на рыбалку на реке Наррагуагус, Дик предложил мне поехать в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе для написания докторской диссертации: «У них там много протозоологов и молекулярных биологов. Тебе стоит изучить экстрахромосомную ДНК. Мы почти ничего об этом не знаем». Ничто мне не казалось более захватывающим.
Накопив кое-какие деньги благодаря работе научным ассистентом, я купил себе первую настоящую машину – белый подержанный «плимут-комет». Захватив с собой лишь чемоданчик с одеждой и бросив на заднее сиденье спальный мешок, я отправился в поездку через всю страну. По ночам я останавливался на пустынной дороге, чтобы поспать, а завтракал в придорожных закусочных. После пересечения границы штата Калифорния я отправился прямо на Малибу-Бич, чтобы заняться серфингом. После полудня я проехал через лес гигантских секвой и в тот же день прогулялся по залам зоологического факультета в кампусе Калифорнийского университета. Там я встретил студента, соседи которого только что переехали и ему нужно было найти новых. В течение недели я встретил Китти Панзареллу, студентку, которая вскоре переехала со мной в ту маленькую квартиру на Гринфилд-авеню и стала впоследствии моей женой.
В том 1966 году выбраться из лесов штата Мэн в Лос-Анджелес стало для меня настоящим событием. Я помню шоссе Санта-Моника с шестью полосами движения в одном направлении и столькими же в другом. Голубая дымка покрывала бесконечные линии плоских домов, окруженных пальмами, и через далекий туман я увидел гигантский лабиринт из металлических труб, цистерн и градирен, исторгающих белый дым. Когда мы ехали через этот пейзаж по автостраде, водитель (знакомый студент магистратуры) включил радио на полную громкость, открыл окно и на всю округу был слышен гипнотический ритм Джима Моррисона из Doors: «Разожги во мне пламя… разожги во мне пламя… подожги весь мир». Выглядело невероятно. Потея и потягивая пиво, мы направлялись в Гриффит-парк