Армия крымского хана вмешаться ни в одно из сражений не успела. Она отступила к Измаилу, а затем и далее, к Аккерману. В сторону Измаила выступила дивизия генерала Репнина, усиленная подразделениями под командованием Потёмкина. 26 июля Измаил был ими взят, после чего русские части двинулись дальше, последовательно захватывая все оставшиеся в распоряжении турок опорные пункты на левом берегу Дуная.
Русские трофеи при Кагуле составили: шестьдесят знамён, сто сорок шесть орудий с принадлежностями, весь огромный турецкий обоз и лагерь со всем его имуществом. Потери турок были велики. Только на поле перед ретраншементом было собрано их более трёх тысяч. На пути отступления на расстоянии семи вёрст лежали груды тел. По самым скромным подсчётам турки потеряли более двадцати тысяч убитыми, множество их утонуло при бегстве в озере Кагул и на Дунае. Наш урон убитыми и раненными не превышал тысячи человек.
Успех Румянцева вызвал восхищение современников. Русская императрица Екатерина II в своём рескрипте отметила: «Одно ваше слово “Стой!” проложило путь новой славе, ибо по сие время едва ли слыхано было, чтобы в каком-либо народе, теми же людьми и на том же месте вновь формировался разорванный однажды каре ввиду неприятеля и чтобы ещё в тот же час, идучи вперёд, имел он участие в победе».
Кагульская победа прославила русское оружие на всю Европу!
– Эх, Кузька, Кузька, угораздило же тебя стрелу поймать, ещё и в такое неудобное место, а ну как придётся перед какой бабой тылом оборотиться вдруг, а у тебя прямо под задницей такое шрамище там будет. Весь антирес ведь тогда у неё к тебе может пропасть, – отвлекал незатейливыми шутками молодого егеря Карпыч.
– Да ладно, дядька, он всегда теперича фронтом воевать с бабами будет, не поворачивая к ним своё срамное место, – поддерживал егеря Тимоха, натачивая до остроты лезвия тонкий нож и затем уже обжигая его на костре.
Кузька же лежал в это время на боку, и, поглядывая на все эти страсти, он лишь тонко постанывал.
– Давай водку, Макарыч, – кивнул Лёшка капралу и поставил на чистую холстину большую железную тарелку. В неё были положены уже обожжённые на костре клещи, шило, кусачки и нож. Из большой бутыли в полугаранец (1,64 литра) он залил ей все подготовленные инструменты и принадлежности. В тарелке зашипело, и вокруг разнёсся характерный спиртовой дух.
– Э-э-эх, одно расстройство тут с вами, только лишь добро переводят, – махнул рукой седоусый унтер-офицер Степан Савельев и отошёл в строну палаток.
– А нечего тут нам под руку лезть, ходють тут, ходють всякие, советы умные дают, мешаются, лекарю вон нашему собраться с духом не дают, – проворчал самый старый солдат егерской команды Карпыч. – Ну что, Ляксей Петрович, никак начинаешь уже? – и кивнул на лежащего Кузьку.