Стихотворение было коротким, но очень выразительным и красивым, и дочку, естественно, переполняла гордость. Это, однако, не отразилось на её аппетите. Алиса приготовила блины с брусникой и медом — завтрак, который в нашем доме котируется весьма высоко. Потом явился Аллен Харрис, двенадцатилетний мальчик, вести переговоры об условиях, на которых он согласился бы раз в неделю приводить в порядок наш крошечный садик. Мы довольно легко уговорили его принять участие в уничтожении блинов. Полли обожала его.
— Мышка убегает в норку, змейка уползает в горку, — сказала она, обращаясь к нему.
— Что?
Положив локти на стол и опустив подбородок на сложенные чашечкой ладони, Полли пожирала его глазами. У неё большие, чудесные глаза, полные обожания и преданности. Но они оказались не в состоянии хотя бы на секунду отвлечь Аллена Харриса от блинов с брусникой и медом. Я с неприязнью наблюдал, как он уничтожает их один за другим. Подобный триумф обжорства над любовью казался неприличным для двенадцатилетнего отрока. Моя дочь, подумал я, слишком легко отдает мужчинам свое сердце.
— Это поэма, — объяснила она.
— Поэма?
— Да.
Откусив от блина добрую половину, он сказал, что не совсем понимает, почему это поэма.
— Разве ты не видишь: «норку — горку»?
Нет, он не видел, и я решил, что он слишком туп и напрасно моя дочь тратит на него время.
— Вот почему это поэма, — сказала она. Голос её дрожал.
Я подумал, что любой женщине всегда неприятно обнаружить, что мужчина, которого она полюбила за внешность, оставляет желать лучшего по части умственных способностей.
Когда я уже готов был отбыть на службу, Полли взяла меня за руку и вместе со мной вышла из дома.
— Подними меня, пожалуйста, чтобы я тебя поцеловала, — попросила она.
Я её поднял. Её сердце переполняла печаль, она поинтересовалась, не знаю ли я, почему Аллен Харрис её так не любит.
— Я думаю, что, напротив, он тебя очень любит.
— Но ему не понравилась моя поэма.
— Это разные вещи, Полли.
— Да, наверно, ты прав, — подумав, сказала она.
Когда я дошел до угла и обернулся, чтобы помахать ей рукой, она стояла на прежнем месте, маленькая, похожая на куклу, и я подумал, что она намного мудрее меня. Она махнула в ответ, и я заторопился к остановке.
Я чувствовал себя намного лучше, предыдущий день, подобно кошмарному сну, как-то потускнел в памяти, в значительной мере утратив свой угрожающий смысл. Не помню, когда я пришел к выводу, что мне ничто не грозит и я, кажется, сделал из мухи слона. Чем бы ни объяснялось мое вчерашнее поведение — нервным срывом или общим угнетенным состоянием, сейчас всё прошло.