— Да? Ну я и имел в виду вчера.
— Конечно, вопросов у них не возникнет, потому что ты никогда не болеешь. А теперь тебе надо поспать.
— Мне надо помыться.
— Хорошо. Прими ванну и ложись. Ты не голоден, Джонни?
Я отрицательно покачал головой.
— У нас есть полбутылки виски.
Я снова покачал головой:
— Конечно, выпить было бы неплохо, но виски меня сразу же свалит с ног.
— Тогда после мытья отправляйся в постель и как следует выспись.
— Если позволит Полли.
— Если проснется Полли, я встану. Ты можешь не беспокоиться.
— Но ты же не спала столько же времени, сколько и я.
— Я не так устала.
— Почему?
— Потому что женщины отличаются от мужчин, Джонни. Разве это трудно понять?
— Да, наверное, отличаются, — устало согласился я.
Соскабливая запекшуюся кровь с волос и тела, я несколько раз сменил воду в ванной, стараясь не смотреть на ту жижу, что стекала в сливное отверстие. Я снова наполнил ванную горячей водой, лег в неё и дремал до тех пор, пока меня не окликнула Алиса:
— Джонни, ты заснул?
Услышав её голос, я обтерся полотенцем, влез в пижаму и заковылял к постели. У нас двухспальная кровать — не двойная, не сверхширокая, а старомодная двухспальная.
Как-то я заикнулся о двойной кровати, однако Алиса заявила, что иметь её в доме неприлично, даже непристойно и что взгляды респектабельных британцев расходятся по этому вопросу с мнением американцев. «Если вы муж и жена, — пояснила она, — то и будьте мужем и женой и не притворяйтесь, что вы просто друзья». Вопрос был утрясен, двухспальная кровать осталась, и сейчас Алиса тоже легла на нее, правда, на некотором расстоянии от меня. Минуты две она лежала на самом краешке, словно альпинист, прижавшийся к склону скалы, потом, когда я начал погружаться в сон, стала медленно придвигаться ко мне, пока я не ощутил теплого прикосновения её тела.
— Джонни?
— Да?
— Ты спишь?
— Почти.
Ее руки обвились вокруг меня:
— Джонни?
— Да?
— Скажи мне одну вещь.
— Хорошо. Одну вещь.
— Ты любишь ее?
Практически во сне я пробормотал:
— Не совсем так.
— Что?
Открыв глаза, я повернулся набок, чтобы увидеть её лицо. Когда я попытался поцеловать ее, она резко отодвинулась.
— Какого дьявола ты имеешь в виду под словами «не совсем так»?
— Раньше ты никогда не выражалась так грубо.
— Раньше не происходили такие вещи, как сейчас. Так что ты хотел сказать?
— Не знаю, что я хотел сказать. Только люблю я тебя, Алиса.
— Сказать ты, конечно, можешь что угодно. А какие чувства ты к ней испытываешь?
— Не знаю.
— Но что-то ты испытываешь?
— Испытываю, — согласился я.
Я уже спал, когда снова раздался её голос: