— Думаю, так и должно быть.
— Да, другого выхода нет. Я и ты, Кэмбер. Мы должны забыть о существовании друг друга. Ты меня не знаешь, мы никогда не встречались. Никогда не разговаривали, а об алюминиевой лодке ты вообще не имеешь понятия. Вот так мы и должны отвечать, если нас спросят. Когда мы сами поверим в то, что говорим, значит, самое страшное осталось позади.
— Никто не узнает, что между нами были какие-то отношения, — заверил его я.
— Мы не должны отступать от нашего рассказа.
— Подумать только, — сказал я, — ни с кем в жизни я не вступал в такие близкие отношения, как с вами, мистер Маллигэн. Я хочу сказать, что считаю вас своим другом.
— Мир полон друзей, Кэмбер.
— Ваш мир, мистер Маллигэн, не мой.
Маллигэн пожал плечами:
— Жизнь не кончается завтра, Кэмбер. Не позволяй никому помыкать собой.
Я кивнул.
Мы снова пожали друг другу руки, он сел в машину и уехал. Его слова запомнились мне надолго. Раньше никто не разговаривал со мной подобным образом.
Полли продолжала спать, когда Алиса укладывала её в постель. Удивительно, как мало запомнила она из того, что с ней произошло менее двух суток назад. Что же касается отдельных эпизодов, оставшихся в её памяти, нам без особого труда удалось убедить ее, что они не что иное, как кошмарный сон. Психиатры утверждают, что подобные вещи не изглаживаются из детской памяти, повреждают, если можно так выразиться, мозговую ткань, наносят травму, остающуюся на всю жизнь. Не знаю, может, так оно и есть. Думаю, правда, что только очень немногие дети полностью свободны от подобных шрамов. Что же касается нашей Полли, то для неё часы пробуждения были наполнены родительской лаской и нежностью, способными исцелить любую душевную рану.
Пока Алиса укладывала Полли в постель, я спустился вниз проверить надежность запоров на дверях и окнах. Потом снял пропитанную кровью одежду, весьма довольный тем, что это не один из моих респектабельных костюмов. В путешествие по Хакенсек-Ривер я отправился в широких спортивных брюках и куртке. Когда Алиса вошла в кухню, я с озабоченным видом держал их в руках.
— Их надо сжечь или выбросить, — сказал я.
— Мы ничего не будем жечь, — твердо ответила она. — Куртки и брюки на деревьях не растут. Я пропущу их через стиральную машину. Конечно, они не будут как прежде, но носить их ты сможешь.
Я кивнул, не желая затевать спор. С приближением утра небо заметно светлело.
— Я не пойду на работу, — сказал я.
— Нет, тебе надо идти.
— Там не будет осложнений. Ведь Джефф решил позавчера, что я нездоров.
— Не позавчера, а вчера.