Сатьябхама проснулась в слезах, понимая, что ей снова приснилось то, что было давным-давно — и то, что совершалось прямо сейчас в высоких небесах, обители дэвов.
Она пошла в святилище, но и там, стоило ей сложить руки и закрыть глаза, как она слышала негромкий ясный голос женщины с разорванными ушами:
Ко господу Вишну взываю я ныне —
К тому, кто в руках держит чакру и лотос,
К тому, кто нисходит, рождаясь, на землю,
К тому, кто потом умирает, как колос,
К тому, кто словам песнопения внемлет…
«Почему я, почему опять я? — мысленно возопила Сатьябхама. — Почему я вижу эти сны, о Нараяна[1]?»
Четырехрукий мурти[2] молча улыбался, протягивая ей палицу и раковину.
* * *
— Канха[3]!
Нет ответа. И его самого нигде нет — ни в сабхе, ни в его покоях, ни в женской части дворца. Сатьябхама велела идти восвояси всем служанкам, которых переполошила поисками, и задумалась.
Из своих комнат высунулась Рукмини[4], сочувственно посмотрела на Сатьябхаму и сказала:
— Посмотри, может, он в саду с детьми.
Фыркнув, Сатьябхама удалилась. Медленно и с достоинством. Но за поворотом припустила со всех ног. Вечно его надо искать, когда он нужен!
Ее муж и точно был в саду, играл с малышом Чарудешной. Сатьябхама остановилась, запыхавшись.
— Что-то случилось? — не оборачиваясь, спросил Канха.
— Нарака случился! — зло выпалила Сатьябхама. — Давно уже! Во всех трех мирах случился! Тебе, может, все равно, а мне надоело! Ты ждешь, пока он сядет на небесный престол и оскорбит мать богов? Так ты дождался! Он отнял у нее серьги!
— Как?
— Очень просто! Взял и ограбил, как разбойник, как последний трус! Канха, неужели на него нет управы ни на земле, ни на небе? Породил же господь Вишну такого мерзавца!
Канха улыбнулся. Чарудешна сосредоточенно тянул у него с руки широкий браслет, сопел, старался. Канха тряхнул рукой — браслет остался в руках у малыша, и тот тут же сунул в него ручонку. Канха посмотрел на жену, и глаза у него стали круглыми от удивления. Конечно, не каждый день его жена собирается на войну с царем асуров и облачается в доспехи.
— Я выступаю нынче же, — сказала Сатьябхама. — Даже если не смогу его убить — я должна попытаться. Он асур, он, несомненно, имеет дар, защищающий его от гнева Индры и оружия дэвов. Но защищен ли он от людей?
Канха встал, подхватывая на руки Чарудешну.
— Наракасур, несомненно, имеет дар защиты, — медленно сказал он. — Но мы его одолеем.
— Как? — спросила Сатьябхама и, спохватившись, добавила: — Мы?
— Конечно! Неужели ты думала, что я отпущу тебя одну? А кто же будет править твоей колесницей?