Топор был тем самым, многострадальным, который и напильником мучали, и слабенькой кислотой. Однако своей функциональности он в целом не утратил.
Сам же Андрейка прихватил Егорку, туесок с краской и пошел к замеченного им ранее купцу Агафону по прозвищу Малыш из — за своих необъятных размеров. Называли его так в шутку, разумеется, но ему такой юмор нравился.
— Доброго утречка, — поздоровался Андрейка, подходя к стройке.
— Чего тебе? — неприветливо пробасил купец, который с мрачным видом сидел чуть в стороне и пил прохладный белый квас, очень подходящий своей кислотой летнему зною.
— Дело к тебе есть.
— Денег не дам.
— Денег не дашь, так и товар не увидишь, — произнес Андрейка, махнув рукой в сторону туесочка берестяного.
— Что у тебя там? — усмехнулся Малыш. — Грибы сушеные?
Андрей молча подошел и показал, приоткрыв крышку.
Агафон несколько секунд молча смотрел на ярко синий песок. Потом поднял свой взгляд на парня и махнул, дескать, следуй за мной. Встал. И удивительно подвижно для своих габаритов пошел. Словно огромный такой медведь. Вроде большой, но отнюдь не неповоротливый.
— Это то, что я подумал? — тихо, почти шепотом спросил Агафон, когда они вошли в амбар с обвалившейся крышей.
— Это краска. Батя сказывал, что зовется ляпис — лазурь.
Купец прищурился, а его глаза сверкнули очень нехорошо.
Дело в том, что минерал, из которого делали ляпис — лазурь в те годы, стоил на вес золота. Однако при его измельчении обычно получали лишь серый порошок. Секретом изготавливать из этого камешка ярко синюю краску владело лишь несколько арабских семей. Из — за чего сама краска стоила еще дороже. Ситуация усугублялась еще сильнее из — за того, что из ста грамм минерала удавалось изготовить всего два — три грамма собственно краски. Поэтому цена какого — то жалкого грамма краски из ляпис — лазури колебалась в районе полусотни грамм золотом. В пересчете на серебро — порядка восьми рублей. Или даже больше.
Огромные деньги!
Из — за чего подобная краска была доступна только очень состоятельным людям. Как и живопись с ее использованием. Дороже нее был только императорский пурпур. Так что Агафон, увидевший, что паренек ему принес, даже как — то растерялся. В туеске было около двух десятых гривенки[4] этой краски. Немного. Но рублей на сто шестьдесят тянуло. А может быть и больше.
По тем годам — очень приличное состояние.
Деньжищи!
И этот отрок с ними вот так запросто ходит?
Дивно…
Причем, что интересно, этого объема совершенно не хватило бы для росписи храма. Но вот для какой — нибудь иконы — вполне. Что позволяло продать туесок одной партией под конкретную задачу. Повышая ценность торгового предложения.