— Если я к тебе пришлю ремесленников, их обучишь?
— А какая мне с того выгода? Сам понимаешь, я это придумал и хотел бы за свою выдумку какую — любо пользу поиметь. Иначе не справедливо выходит.
— А что ты хочешь?
— Секрет лампы не велик. Начнешь делать и торг вести — сразу повторять начнут. Посему, мню, недурно было бы, чтобы Мать — церковь испросила у Государя нашего жалованную грамоту на их выделку. Чтобы никому больше такие лампы не мастерить для продажи. Хотя бы лет на двадцать. Мне же с того часть сотую хотелось бы.
— Всего сотую часть? А чего не десятую?
— На десятую Мать — церковь не согласиться.
— А если десятую часть от той сотой части?
— Тут уже я не соглашусь. А лампу уроню нечаянно и забуду, как сделал.
Афанасий посмотрел на Андрейку исподлобья. Но промолчал. Ему очень не понравился это ответ.
— Но давай об этом поговорим потом. Сначала займемся тем дело, ради чего ты приехал. — произнес Андрейка и взял с полки стеллажа два небольших туеска. — Вот. Что я и обещал. В каждом по две десятых гривенки ляпис — лазури.
Священник нервно сглотнул и открыл крышечки. Пошевелил в одном из них краску пальцем немного. Осторожно, прямо — таки трепетно стряхнул остатки порошка обратно. Вынул из сумы, что висела у него через плечо пять небольших, плотно набитых кошелька. И аккуратно уложил их на стол. В ряд.
Андрейка взял первый наугад. Развязал. И высыпал на ладонь монеты. Судя по всему — в каждом находилось по тысячи новгородок. Новеньких. Это наводило на мысли о том, что деньги ему прислали из Москвы. Есть над чем подумать. Потом…
Остальные кошельки он даже трогать не стал. Просто вернулся к стеллажу. Взял оттуда еще один туесок березовый. Только побольше. И поставил его перед отцом Афанасием.
— Что это?
— Еще краска. Тут примерно половина гривенки[4].
— Но у меня больше нет с собой денег. — как — то растерялся священник.
— А и не надо. Это мой вклад в дело Матери — церкви. Все что я сумел вспомнить и найти — все перед тобой отче. Эти деньги, кивнул он на кошельки, мне нужны, чтобы пройти верстание. А больше брать — лишнее. Да и глупо это.
— Глупо?
— У меня ведь от Агафона осталось семь рублей монетой. Ты еще пятьдесят привез. Итого пятьдесят семь. Ежели кто прознает — мне тут станет очень горячо жить. Зима холодная, а не замерзну. Если же и оставшееся продавать — на моей жизни совсем можно крест поставить. Как пить убьют. За меньшее убивали. А если я и эту краску решился продавать? Да ко мне половина Тулы решила бы заглянуть и ограбить.
— Поживи у меня, в Туле. Я платы за постой не возьму. После ТАКОГО вклада — совесть не позволит.