То, чем занимался Макс, знал полностью — или почти полностью — только его шеф Ричард Бервик — старейший и опытнейший газетчик, работавший в «Посте» еще со времен Уотергейта[1]. Несмотря на разницу в возрасте, они подружились, и холостяк Макс, единственный из всей журналистской команды, частенько приглашался на воскресные семейные обеды Бервиков, проходившие в небольшом особняке в Гловер-Парке.
Но вернемся к апрельской удаче. Ранним утром, когда солнце ломилось в плотно закрытые окна, сберегавшие прохладное гудение кондиционеров, и думалось совсем не о работе, а о чашке кофе и первой сигарете, раздался пронзительный писк редакционного телефона. Мужчина говорил с легким восточным акцентом и, представившись Чарльзом, сообщил, что располагает уникальными документами, которые готов показать при личной встрече.
— Я хочу говорить только с Максом Малиным. Это же вы? Правда?
— Ну, разумеется, если вы мне звоните в редакцию и вас соединяют со мной, — несколько раздраженно ответил Макс, — то, разумеется, вы говорите именно со мною, а не с президентом Трампом.
— У меня есть копия архива, который разыскивают все, — медленно произнес человек, представившийся Чарльзом. — Не могу рассказать по телефону, так как слушают всех, а вас, журналистов, особенно. Не пожалейте получаса времени — и давайте встретимся. Уверен, что вам понравится.
В два сорок пять пополудни Малин сидел в кафе неподалеку от Капитолийского холма и размышлял о шансах на удачу. Его, популярного журналиста, нередко осаждали всевозможные психи с рассказами об инопланетянах и тайном российском супероружии, вживленном каждому американцу в мозг. Особая активность у этой публики наступала аккурат к весеннему обострению. Но не все было так плохо. Иногда «ходоки» действительно приносили такие уникальные документы, видеозаписи и сведения, что от одного только осознания ценности информации холодок обрывался и падал где-то внизу живота. Внутреннее чутье подсказывало Максу, что и в этот раз произойдет то же. Во всяком случае, очень хотелось бы — сенсационных расследований газета не публиковала уже второй месяц.
Ровно в три часа к столику подошел невысокий смуглый мужчина лет пятидесяти. Он производил весьма странное впечатление — строгий костюм не гармонировал с внешностью бедуина, а нарочито правильный английский входил в диссонанс с сильным восточным акцентом.
— Макс, добрый день. Сразу вас узнал, хотя на фото вы выглядите несколько старше. Я Чарльз.
— Привет. Присаживайтесь. Кофе? Воду?
— Спасибо. Кофе, пожалуй. Здесь он лучший в городе.