Сквозь сон Федя слышал, как далеко, видно на улице, пропел горн, пропел высоко и тревожно, и тотчас в казарме началось движение, сутолока. Все еще не проснувшись, Федя чувствовал, что пустеет классная комната, в которой он жил, что люди спешат куда-то. «Ведь это на фронт!» — подумал Федя во сне и сделал усилие над собой, чтобы проснуться.
Он проснулся и увидел, что комната действительно пуста, мусор, бумажки валяются на полу, он понял, что еще ночь — окна были черны и только иногда озарялись бледным заревом. Федя услышал далекий гул, и пол под ногами заметно вздрагивал.
На столе чадила керосиновая лампа, отец Парфений с заспанным недовольным лицом укладывал в деревянный чемоданчик свои пожитки.
— А где же все? — закричал Федя.
Отец Парфений посмотрел на него, подмигнул весело:
— Приказ о наступлении пришел. Вот они и подались в самое пекло.
— А мы? — У Феди к горлу подступили слезы.
— Мы… Мы с тобой в обозе. Кухня, санчасть, интендантство со своим имуществом и прочая такая штука. Ближний тыл. Смекаешь? Ближний! — И отец Парфений многозначительно поднял руку с крючковатым указательным пальцем.
— И будем тут сидеть? — совсем упавшим голосом спросил Федя.
— Зачем же? За своими пойдем. Я же тебе говорю — ближний тыл мы. Только вот что, Федор. Дмитрий Иваныч приказал тебе передать, чтоб ты меня беспрекословно, значит, слушал. Ослушаешься — прямо домой тебя отправят. Понял?
— Понял… — насупился Федя.
— А ты пузырем-то не дуйся. — Отец Парфений захлопнул свой чемоданчик. — Война, мил человек, это тебе не в прятки играть. Собирайся, бери своего медведя, к нашей телеге привяжи его. Скоро двинемся.
Начало только-только развидняться, когда они отправились в путь. Опять шел снег, густой, медленный, и свежесть наполняла ночной воздух. Длинный обоз растянулся по еле видной дороге. Подводы, подводы, подводы. Темные фигуры лошадей, их жаркое дыхание, фырканье; огоньки цигарок, приглушенные голоса; крытые кибитки с красными крестами на крышах.
— Передний! — зычно кричал кто-то. — За лесом направо! Дорога на Сухотинку.
— Передний!.. — передавали голоса над обозом.
Иногда коротко озарялось небо, и на миг становилась видной снежная даль, серый лесок справа, впереди дорога, темной змеей уползавшая к горизонту. А потом прилетал гул, тяжело тревожа тишину.
Федя шагал по подмерзшей земле рядом с Мишкой-печатником, который шел послушно, споро, но сердито отдувался — не поспал всласть. Впереди прыгал и звякал бачок походной кухни, возвышалась спина отца Парфения, изредка слышался его тихий добрый голос: