С тех пор всегда Феде было хорошо в лесу — в зимнем, в летнем, в весеннем, когда робко, но неуклонно начинается жизнь.
Но сейчас тревога заполняла Федино сердце.
Тревога, тревога, тревога.
И смятение.
И зимний лес не успокаивал его.
Федя увидел ворох хвороста, занесенного снегом, подошел к нему, расчистил себе место и сел на гладкие ветки ольхи с сухими промерзшими листьями.
Все те же березы окружали его, и далеко было видно кругом, и так тихо-тихо. Будто весь лес затаился и прислушивается к чему-то, ожидает…
Федя посмотрел вверх. Сквозь сетку тонких ветвей было видно высокое прозрачное небо; оно было бледно-голубого цвета, и зыбкие розовые облака застыли в нем. Серую снежную тучу отнесло в сторону, и она маячила где-то на краю леса, неприветливая и тяжелая.
«Как же так? — напряженно подумал Федя. — Как же так?.. Белые против большевиков. Это я понимаю. Враги они лютые. Но Кеша? Маленький мальчик… В чем он виноватый? Вот если бы мы словили какого сынка буржуйского, маленького еще, несмышленыша, разве мы стали б над ним издеваться?»
И Федя представил своего отца, дядю Петю, других рабочих из отряда.
«Нет! Ни в жизнь! — твердо решил Федя. — Никогда б они не стали над дитем издеваться».
Ветер прилетел с поля, зашумели кроны берез, мелкая снежная пыль посыпалась на Федю. Медленно гасли дневные краски, и сумрачно было; вечер вошел в лес и стал прятаться между берез.
А Федя все думал. Нет, непонятно. Вот в школе говорили: человек — венец природы, самое мудрое живое существо по всей земле. И что же получается? Сколько книжек прочитал Федя про людей в разные времена, и всегда были войны, всегда люди убивали друг друга, и кровь лилась, и дома полыхали в пожарах, и мучения всяческие выпадали на долю безвинных детей, женщин, стариков беспомощных.
«Это ведь нельзя, нельзя, чтобы люди всегда убивали, — думал Федя, и снег таял на его горячих щеках. И тут счастливая, радостная, огромная мысль заполнила Федю: — Когда я вырасту, я никого не буду убивать. Никто не будет убивать, потому что во всем мире уже победит пролетарская революция, и не нужны будут войны — ведь не станет врагов промеж людей. Недаром поется в пролетарском гимне: «Это есть наш последний и решительный бой!..» Последний!» — и Федя счастливо засмеялся.
— Последний! Последний! Последний! — закричал он громко.
И эхо повторило:
— Последний! Последний! Последний!
Уже темно стало в лесу, березовые стволы слились с серым воздухом. И ветер все шумел вверху.
Федя шел навстречу огням деревни, и легко ему было, свободно, счастливо, и верил он, что человек — венец природы, самое мудрое и доброе существо по всей земле.