Уже в конце похода, на Украине, отправившись в разведку, попал в руки белых отец Парфений. И потом жители белохатного села Щевелевка рассказывали, как казнили красного разведчика.
Под виселицей стоял большой человек, взъерошенный, со сверкающими глазами, и кричал в замершую толпу, в смешавшиеся ряды белых:
— Гей, люди! Радуйтесь! Приходят новые времена! Не уповайте на царствие небесное, нету его! Тут, на земле, надо рай строить! — Он метнул яростный взгляд на белых. — Ну? Чего ждете! Вешайте, подлое отродье! — И даже искры страха не было в этом его последнем взгляде.
И когда офицер вышибал из-под его ног ящик, отец Парфений, раздвинув сильными крестьянскими руками петлю, еще успел крикнуть:
— Да здравствует… революция!
Так, теряя товарищей, шли и шли они вперед.
И настал незабываемый день — он никогда не сотрется в памяти участников похода: с белых круч Севастополя вдруг открылся простор бесконечного Черного моря, и там, где оно сливается с небом, стояли дымы кораблей — это бежала от революционного урагана старая Россия. И это была долгожданная победа.
Незадолго до того как отправиться домой, сидели на крутом обрыве к морю Федя и его отец Дмитрий Иванович. Свежий соленый ветер летел им в лицо; шумели внизу волны, разбиваясь о камни. И было впереди перед ними только синее-синее море, без конца и без края.
— Папа, — сказал Федя, — мне кажется это очень несправедливым.
— Что, Федор?
— Мы победили. Но почему так? Самые хорошие люди, самые замечательные не дожили до победы. Вот в нашем отряде… Нет Нила Тарасовича, отца Парфения, Яши Тюрина… — И Федя не мог сдержать слез.
Нахмурился отец.
— Я тоже думал об этом, Федор, — сказал он. — Знаешь, видно, это закон войны. Бессмысленный и беспощадный закон. Косит война людей, не разбирается. Но гибнут за победу прежде всего лучшие.
— Но почему?
— Потому, что они не боятся смерти и готовы пожертвовать собой ради других.
— Но ведь это несправедливо, папа?!
— Это очень несправедливо, Федор.
— И так будет всегда?
— Так будет до тех пор, пока не прекратятся войны.
— А они когда-нибудь прекратятся?
— А разве ты не знаешь, сынок?
— Знаю! — И Федя сказал звонко: — «Это есть наш последний и решительный бой!» Папа, это был последний бой?
— Нет, Федор. Еще будут бои. Ведь у нас много врагов, ты знаешь.
— И опять будут погибать самые хорошие, честные и добрые люди?
— Да…
— Папа, но последний бой будет?
— Обязательно будет, Федор. И после него уже никогда не придет война на нашу планету.
— Никогда… — прошептал Федя.
Он вскочил на ноги и закричал в синее море:
— Никогда! Никогда! Никогда!