— Мы, кажется, немного волнуемся? А? Не слышу.
Для медвежонка приходы молодого барина стали страшнее любой физической боли, любой пытки…
Однажды он явился с двумя мужиками, конюхом Иваном и кузнецом Кириллом.
— Ну? Как мы живем? — Он остановился перед медвежонком. — Посмотри-ка сюда, приятель. — В руке юнкера было небольшое серебряное кольцо, распиленное в одном месте, с заточенными острыми краями. — Нравится тебе сей предмет? Что? Не слышу. Ну, кто ты сейчас? Лесной житель. И к тому же хам. Сейчас мы тебе поставим клеймо — сразу будет видно, что ты из хорошего, благородного дома. Надеюсь, ты не возражаешь?
Медвежонок мгновенно почувствовал беду, он метнулся в угол, прижался к стене и жалобно зарычал.
— О! Как это не похоже на вас! Где ваше мужское достоинство? Кирилл, Иван! Возьмите его и держите крепко.
Мужики подошли к медвежонку, у них были суровые и виноватые лица.
— Ну? Что же вы медлите?
Они, эти люди, были намного сильнее медвежонка. Стальные руки сжали его, и он не мог шевельнуться.
— Кирилл, а теперь разожми ему рот. Так.
Острая, нестерпимая боль пронзила нос медвежонка и токами отдалась во всем теле. Кровь густо брызнула на пол.
— Ничего, ничего. А теперь повернем. Вот так. Пускайте!
Медвежонок уже не видел людей. Он метался на цепи, ревел, и всего его разрывала огненная боль… Обезумев, он метался весь день и даже не узнавал Марфу.
Только к ночи боль в носу потеряла остроту, стала тупой и ноющей.
Медвежонок болел несколько дней. Он ничего не ел, стал вялым и безразличным ко всему, и лишь когда в комнату входил юнкер, шерсть на спине медвежонка поднималась дыбом, он глухо рычал, и рычание это выдавало всю глубину его ненависти.
— Что? Не понял. Мы, кажется, чем-то недовольны? Болеем? Ничего! Зато какой у нас с этим кольцом импозантный вид. — И начиналась пытка.
Постепенно медвежонок перестал ощущать кольцо в носу. Вернулся аппетит. Но что-то изменилось в медвежонке: он стал сдержанней, угрюмей.
Однажды медвежонок проснулся и почувствовал, что юнкера, его ненавистного врага, нет в имении. И на самом деле, пришла счастливая Марфа и не шепотом, а прежним голосом сказала:
— Уехал, уехал антихрист. Кончились твои мучения.
Она отвязала медвежонка, и после трех недель неволи он снова мог гулять. Веселость вернулась к нему, и опять он был полон тем, что люди называют жаждой жизни.
А на дворе мела метелица, легкий мороз бродил по саду, и, как всегда, тягуче и грустно пел колокол над церковью с почерневшими куполами…