Костры на площадях (Минутко) - страница 40
— Дядь! Дядь… — А губы дрожат.
— Я к вам, Галина Ивановна, со всей моей симпатией, — говорит красноармеец девушке. — Можно сказать, с полными чувствами.
— Дядь! Дядь!..
Посмотрел на Федю красноармеец — лицо сердитое.
— Ну? Чего тебе?
— Там… Вот они… Буржуи…
Захохотал красноармеец.
— Так у вас еще полгорода буржуев. Иди, мальчик, играй. Я, Галина Ивановна, человек сурьезный…
— Так они ж враги! — Федя дернул красноармейца за рукав.
— А ну, иди отсюда! — и красноармеец сильно толкнул Федю.
Федя чуть не упал.
— Вы напрасно, Галина Ивановна, считаете меня легкомысленным, — слышал Федя. — У меня, можно сказать, от мыслей головная боль, мигрени.
«Что же это такое? — смятенно думает Федя. — Что он, не понимает?»
Посмотрел Федя, а те двое уже ушли, наговорились, видать. Плохо стало Феде. Вот так плохо, когда человек чего-то очень важного не понимает.
«Выходит, и красноармейцы несознательные есть, — думал он, шагая по Киевской. — А может, он шпиён?»
Федя даже остановился, пораженный этой мыслью.
Но мимо шли люди. Все было обыкновенно. На углу все стоял красноармеец и разговаривал со своей девушкой.
«Никакой он не шпиён, — подумал Федя. — Просто дурак». — И Федя успокоился.
Потом по пути в типографию Федя заглянули городской сад «Пролетарий». Смотрит — а у ворот большая афиша. Любит Федя афиши читать. Такие в них слова необычайные! Сел он на скамейку рядом и читает:
«3-й симфонический концерт оркестра Пролеткульта…»
«Пролеткульта… — думает Федя. — Слово-то какое! Что же оно означает? Может, это такая революционная машина? И отовсюду пушки торчат. Ездит такая машина Пролеткульта по дорогам и беляков громит. Но как же она концерт исполняет? Непонятно. Надо у папки спросить. Или у Давида Семеновича. Раз он редактор газеты — все должен знать».
«Исполнена будет, — читает дальше Федя, — неаполитанская симфония Шуберта…»
Симфония… А это что? Может, это женщина красоты необыкновенной! Как та, которую недавно Федя видел в кино. Руки у нее, ровно лебеди, и глаза грустные-прегрустные. Феде тоже стало невесело.
«…Увертюра к опере Римского-Корсакова «Царская невеста»… Федя хохотнул. Ну, что такое увертюра, ему известно. Если хотите знать, увертюра — это толстая торговка, что на рынке семечки продает. Только, чтобы она стала увертюрой, надо на нее вывороченную шубу надеть. Федя совсем развеселился. Но что же дальше?
«Меланхолия» Направника…»
Меланхолия… Задумался Федя, поднял голову кверху. Там сначала березы листьями перешептываются, потом, выше, летают ласточки, летают и попискивают от радости, а еще выше — серебристые облака замерли в небе. С них, наверно, весь мир видать.