Костры на площадях (Минутко) - страница 73
Тоскливо, страшно, невыносимо становится Феде, и он бежит по переулку, расплескивая холодные лужи. Какой он тихий, пустынный, этот переулок, ни одного человечка не видно, будто все, кто живет тут, поумирали от тифа.
Вот наконец и Киевская. Тут всегда шумно — народу полным-полно. Знакомая улица, однако изменилась она. Или погода виновата: серое низкое небо над крышами, ветер сердито хлопает плакатом, что натянут над мостовой. Новый плакат. С трепетом читает Федя грозные слова: «Враг у ворот. К оружию, товарищи!» Наверно, поэтому так хмуры лица людей, так молчаливы они. И еще вся улица курится дымом — буржуйки из окон повысовывались, вот и дымят, и от этого Киевская на себя не похожа, как будто насупилась.
— …Чтоб зенки у тебя повылазили! Чтоб подавился ты своей картошкой! — истошно кричит женский голос.
— Расстрелять его, гадюку!
— На беде нашей наживается, змей!
Рев нарастает из переулка, по которому на базар ходят. И видит Федя: выводит оттуда солдат с винтовкой наперевес растрепанного бледного человека, толстого, с отвислыми щеками. На его засаленном ватнике болтается дощечка, и на ней написано: «Спекулянт!!» А вокруг солдата и человека с дощечкой женщины в клубок свились, размахивают руками, и стоит над ними рев.
— На месте его кончать надо было!
— Ишь, на горюшке-то нашем ряшку отожрал!
А у солдата лицо каменное, застывшее, только мускул шариком катается под щекой.
— Спокойствия, граждане, — говорит он хрипло. — Соблюдайте революционную дисциплину. — Но голос его тонет в гвалте и выкриках.
Увели спекулянта, а Федя никак не успокоится: перед глазами лица женщин. Откуда у них столько злобы к тому, бледному?
Внезапно все шумы и звуки Киевской перекрыла музыка, а потом Федя услыхал странную песню:
выводил лихой звонкий голос. И подхватили густые басы:
Позамирали люди на тротуарах от удивления. И Федя тоже замер, даже рот у него сам по себе открылся — такая необычная процессия шла по мостовой. Мужчины в самых причудливых одеждах: в матросских бушлатах и узких клетчатых брюках; в барских пальто с воротником шалью и в фуражках; в широченных шароварах и цилиндрах. И была с ними красивая женщина с подбитым глазом в кожаной куртке, в брюках-галифе и зеленых сапогах. Все они шли вразнобой и казались пьяными; они кричали что-то, приплясывали; три музыканта с трубами играли громко и несогласно. Над пестрой толпой колыхался плакат: «Творите анархию!»
— Во они какие, анархисты, — говорили вокруг Феди. — Страмота!