— И баба с ыми. Фу ты, прости господи!
— Бесстыжая. Как мужик вырядилась.
— А чиво они хочут, анархисты?
— Известное дело, банк перво-наперво ограбить.
— Да ну?
— Вот те и «да ну»! А потом всех жителев пораздевать и пустить по миру нагишом, в чем мать родила.
— Пресвятая богородица! Пронеси и помилуй!
— Что вы, товарищи, брехуна слушаете?
— Это я брехун? Да ты знаешь…
А анархисты на всю улицу горланят:
…Я не кадетский, я не советский,
А я куриный комиссар…
И вдруг всю анархию как ветром сдуло — шарахнулись нелепые люди за угол и сгинули: испугались рабочего отряда, который молча шагал по Киевской им навстречу.
Большой отряд, даже земля чуть вздрагивает под его мерным шагом.
Винтовки, винтовки, винтовки…
Суровы лица — молодые, старые, безусые, заросшие.
Винтовки, винтовки…
— Большевики, — говорит кто-то тихо за спиной Феди.
— Какие большаки? — удивляется старушка, похожая на засушенную воблу. — Во, гляди: и большие есть и маленькие.
Идет и идет отряд. Винтовки, винтовки, винтовки — над головами. Суровые лица у рабочих — враг у ворот…
«Да ведь это на фронт, наверно! — догадался Федя. — Значит, точно, нашим выступать сегодня!»
Федя уже бежит по улице. Конечно, выступать! Вон когда отец сказал, что недельки через две, а уж два месяца прошло. Эх, если б не Мишка-печатник, Федя обязательно тоже поехал бы на фронт. Уж он бы придумал, как это сделать.
Вот и типография, и два каменных льва стеклянный подъезд охраняют. Мокрые львы, холодные, наверно, совсем замерзли.
«Прямо к Мишке пойду», — решил Федя. И тут он увидел, что на воротах типографского двора нет замка. Странно. Всегда он висел, огромный, ржавый, и попасть к Мишке-печатнику можно было только через дежурку деда Василия, по внутренней крутой лесенке.
От нехорошего предчувствия сжалось Федино сердце… Он подошел к воротам, толкнул их — ворота легко открылись, пробежал через двор и замер: сарай, в котором жил Мишка, открыт. И пусто было в нем.
— Мишка, Мишка! — в отчаянии закричал Федя. — Где же ты, Мишка? Выходи! Ну, пожалуйста!..
Федя обыскал весь маленький двор. Медведя не было ни за штабелями мокрых, с подтеками, дров, ни за пустыми ящиками, — нигде не было.
«Может быть, он убежал? — думал Федя, и слезы уже катились по его щекам. — Но ведь ворота открыты. Значит… украли?»
— Мишку украли! — Федя влетел в дежурку. — Дедушка Вася, нашего Мишку украли!
Федя так закричал, что кошка Ляля, спавшая на столе у керосиновой лампы, сердито зашипела и опрометью метнулась в открытую дверь, а дед Василий схватил винтовку и загремел ею.
— Что-то ты глупости говоришь. Как это — украли?