Теплушка дружно хохотала.
«Удивительный поп!» — думал Федя. В этот вечер отец Парфений помог ему приготовить ужин, и ужин получился на удивление вкусным.
Федя проснулся от сильного толчка и сразу понял: что-то случилось. Была ночь, дверь теплушки отодвинута, и там в ночи, гудели голоса, мелькали полосы желтого света.
Федя закутался в пальто, спрыгнул с нар, выглянул наружу. Мимо вели человека. В свете фонаря были видны его ноги в грязных сапогах. Кто-то, шагавший рядом, поднял другой фонарь, и на миг осветилось лицо — молодое, бледное, с застывшей судорогой. Человек был окружен рабочими с винтовками.
— Вот за кусты давайте, — услышал Федя голос отца.
И слышно стало, как остановились люди; затрещали ветки, приклады винтовок стукнули о подмерзшую землю; кто-то крикнул хрипло:
— Стой, подлюга!
И услышал Федя резкий голос отца. Он звучал в черной тишине:
— Именем Советской власти… Выездной революционный трибунал…. белого офицера-диверсанта Лаверного… врага рабоче-крестьянского государства… приговаривает к расстрелу…
Щелкнули затворы винтовок.
Рядом с Федей стоял дядя Петя. Федя спросил почему-то шепотом:
— А что он сделал?
— Путь разобрал, гад! — Дядя Петя порывисто вздохнул. — Под откос хотел эшелон пустить.
Федя не успел удивиться — темноту взорвал резкий, полный ненависти голос:
— Будьте вы прокляты!.. Красная сволочь!.. Да здравствует Россия!
Сухо ударил залп. Эхо повторило его несколько раз.
«Расстреляли», — содрогнувшись, понял Федя. Он судорожно вцепился в рукав дяди Пети и почувствовал, что рука его дрожит мелкой дрожью.
Поезд уже давно шел сквозь тревожную ночь, а Федя лежал на нарах, смотрел в густую темноту и никак не мог заснуть — впервые прикоснулась к его обнаженному сердцу настоящая война.
Федя чувствовал, что рядом тоже не спит дядя Петя. Тогда он спросил темноту:
— Как же так?.. Он про Россию?
И темнота ответила голосом дяди Пети:
— У него, офицера-то, Россия небось своя была, барская… — Дядя Петя вздохнул. — Много еще годов пройдет, пока все люди поймут, где она, настоящая Россия.
Васильевск — старинный уездный город. Приземистые каменные дома, в которых живут купцы (сейчас молчаливы эти дома с закрытыми ставнями); длинные унылые заборы; церкви, окруженные древними липами с черными грачиными гнездами; широкие улицы, грязные, липкие — снег уже растаял: лабазы; лесопильный завод, когда-то принадлежавший «Потехину и сыновьям», он пропах свежими еловыми опилками; на центральной улице роскошный дом уездного предводителя дворянства, который в начале революции сгинул вместе с семьей неизвестно куда, и теперь в доме солдатские казармы; речушка Беспута рассекает город пополам, на ней старая-престарая мельница, серая, скрипучая, таинственная; железнодорожная станция — большая она, узловая, и поэтому шумная, дымная, в вечном движении; много в Васильевске садов, особенно на окраинах, и славится он своей антоновкой, в мирное время много здесь тишины. И конечно, пожарная каланча на большой базарной площади, нелепая, старая, которая возвышается над низкими крышами.