— Значит, ее муж мог бы, — говорит Ларри, — если захочет…
— Только не Ави, — говорит Дина. — Только не мой муж. Хочешь нанять представителя — ищи представителя.
А раву Рою она говорит:
— Но если он найдет кого-то другого, это действительно будет кошерно? В полной мере? Все равно как если бы он читал сам?
— В полной мере и во всех отношениях. Кошерно на тысячу процентов, если тот, кто читает, не пропускает ни одного раза и неуклонно упоминает вашего отца в своих молитвах. Не рассказывайте всем вокруг, но это действительно — галахически — одно и то же.
Сестра смотрит на брата. Брат смотрит на сестру. И Дина кивает в знак согласия:
— Ларри, разберись с этим. Сегодня же вечером. Или я прикую тебя цепями к кровати. Понял? Если я не буду знать, что молитву читают, никуда тебя не выпущу.
Она оборачивается к раву Рою:
— Если это действительно кошерно, как вы говорите, ребе, я это приму. Но обязанность проследить за этим — она все равно на нем. Пусть мой брат хоть раз в своей горништ[18] жизни за что-то несет ответственность. Пусть сам разгребает свое говно.
V
Вот лежит Ларри, придавленный бременем своего долга. Как же ему подыскать человека, который читал бы кадиш вместо него?
Он знает, что сейчас неспособен мыслить рационально: мешают переутомление, отчаяние и скорбь, мешает и то, что он оказался на территории, где хозяйничает сестра, и выбился из привычного распорядка. Поспать бы хоть немножко. Дожить бы до утра — тогда он атакует проблему и лоб.
Если вскоре удастся заснуть, он, авось, все-таки не спятит.
Но чтобы заснуть — Ларри-то знает, — надо выпустить пар. Почти неделю он, хоть и поднимал бунт по мелочам, не курил ни табак, ни травку, не выпил ни рюмки (что уж говорить о трех рюмках!) крепкого спиртного, ни разу не бухнулся на диван в гостиной, чтобы вволю покушать и вволю посмотреть телевизор — обжираться пищей для желудка и пищей для глаз, пока от всякой дряни желудок не сведет изжога и мозги не помутятся.
Ларри воздерживался даже от компьютерных способов расслабиться: никакой электронной почты, никаких игр; воздерживался и от интернета, кроме той неудачной попытки подольститься к племяннику, щегольнув познаниями о морских обитателях. Ларри не делал ничего ради удовольствия или бегства от реальности. Разве не в этом, по большому счету, состоит смысл шивы?
Следовать этому пути размышлений — классический, как Ларри знает и сам, образчик его коронной трусости и непоследовательности в рассуждениях, нежелания вдумываться в свои же заветные мысли.
Если бы он мечтал выпустить пар, искал способ бегства и честно пытался слегка расслабиться, то в списке вариантов в голове Ларри была бы всего одна строка. То, чему после кончины отца он абсолютно определенно не предавался, — ровно то, чему он, хоть никогда не решится себе в этом признаться, начнет предаваться вот-вот.