Давным-давно, когда рав Шули сам был подростком и учился в ешиве, он обрезал себе пейсы чуть короче, чем одобрял его отец: один из первых намеков на назревавший бунт. Отец завел его в свой кабинет и сказал: «А знаешь, когда Мессия придет, чтобы унести нас всех в Израиль, он протянет с небес руку и поднимет мальчиков за пейсы, а девочек — за косы. С такой стрижкой, — сказал он Шули на полном серьезе, — ты останешься среди гоев в галуте[81], чтобы разделить с ними их приговор».
Припомнив это, рав Шули думает: повезло мальчику — он уже здесь, в Иерусалиме. При этой мысли Шули невольно улыбается, а мальчик улыбается в ответ. Жмет руку Шули и спрашивает, чем может ему служить, и Шули дивится, что ешивиш иврит[82] ему намного понятнее. Отвечает на иврите, называет себя гостем из Америки.
Мужчина, вышедший через боковую дверь, теперь возвращается через основную. Пожалуй, ровесник Шули и — теперь он держит шляпу в руках — лысеющий, сразу заметно. Остатки волос вокруг кипы уже посеребрила седина. Под рубашкой оттопыривается внушительное, нездоровое брюшко.
Да, это и есть рош ешива, такой же радушный, как студент, подошедший к Шули первым. Называет свое имя — рав Реувен Кац — и имя студента — Гилад. Шули что-то мямлит, а потом осекается, умолкает. Его вдруг одолевают опасения: а если перед ним тот, кто игнорировал его мольбы? Если сайтом kaddish.com руководят отсюда, Шули, возможно, понадобится более тонкая стратегия, прежде чем он представится и признается, что это он им писал, а теперь приехал с другого континента получить назад то, что принадлежало ему раньше.
Подбирая себе другое имя, он чуть не выпаливает «Ларри» и тут же обнаруживает, что из памяти изгладились имена всех мальчиков, кого он учил, кроме имени Гавриэль, но это не лучше, чем назвать свое настоящее имя. В итоге он выдавливает из себя «Шауль» — полный вариант имени «Шули» — и еще раз крепко пожимает руки обоим собеседникам.
Рав Шули понимает, что уже замешан в очередной разновидности обмана. Все начинается из рук вон плохо. То, как он себя повел, попахивает трусостью, но ведь он шел сюда так долго, и дело слишком деликатное. А потому он говорит, что слышал о них замечательные вещи. И, если они не возражают, он пришел, чтобы один день позаниматься изучением Торы.
Рав Кац дает ему в напарники Гилада. Едва они усаживаются друг против друта, раскрыв свои экземпляры Гемары, рав Шули тайком достает истрепанную, изгвазданную фотографию Хеми — вынимает из кармана, держит под столом. Он не пытается сличать лица, потому что здесь все, за исключением Каца, моложе Хеми лет на двенадцать, не меньше. Нет, он надеется найти что-то общее между снимком и помещением, где сидит за столом.