У Шули плохо укладывается в голове масштаб происходящего, и он ходит по кругу, вновь и вновь заводит разговор с отправной точки.
— В моем случае, — говорит он, — во имя моего дорогого покойного отца?
— Ни одной молитвы, — говорит Хеми. — Ни одной.
— А две тысячи восемьсот? Люди из списка на сайте?
— Две тысячи семьсот девяносто четыре, — поправляет его Хеми.
— Это реальные люди?
— За каждого внесена плата, а потом…
— Кадиш не прочитан.
Шули зажмуривается, пытаясь помножить свою личную боль на число всех, кого коснулось это вероломство. Моргает, смотрит на Хеми пристально.
— Ничего себе… уйма народу.
— Сам удивляюсь, как их много, но заявки все приходят и приходят. Иногда одна в день. Иногда одна в неделю. Скажем так: в месяц в среднем примерно двенадцать человек регистрируются и вносят плату.
— Но, когда я снова вышел в сеть, чтобы отыскать вас, число увеличилось дважды, буквально за несколько минут.
— То огромное число на главной странице не подтасовано. Но когда вы заходите на сайт впервые, счетчик откатывается на два, а потом число снова увеличивается.
— Сайт чует, что это нужно проделать? Такое можно запрограммировать?
— Это стимул. Скорбящему кажется, что прямо при нем заключаются договоры. И потому клиентам не так одиноко, когда они наедине с компьютером делают выбор. Я ведь им сочувствую.
— Нет, ты никому из нас не сочувствуешь, ничуть! — говорит Шули, вскипев.
— Думаешь, между мной и тобой такая большая разница? Что ж, допустим, я не выполняю букву договора, но стараюсь, чтоб память об этих людях не пропала, — Хеми обводит рукой свой архив. — Здесь хранится всё. Каждый договор. Каждое досье. Типа как мемориал. Я в чем-то вроде сына, который знает, что полагается сделать, но платит деньги другому, чтобы тот сделал это за него.
— Не сравнивай, — говорит Шули. — То, что ты делаешь, противозаконно!
— Тогда вызывай полицию.
Но Шули не вызывает полицию. А трет себе щеки обеими ладонями.
Царапает щеки, потом яростно царапает подбородок.
Хеми смотрит на эти возбужденные манипуляции. И говорит:
— Можно задать тебе один вопрос?
Шули перестает царапать подбородок, смотрит Хеми в глаза.
— Как ты меня разыскал? Все эти годы я жду, что кто-то кинется на меня на улице и разорвет в клочья. Жду, пока какой-нибудь студент оттуда, снизу, догадается и выбьет мне зубы. А пришел ты. Из давно минувших дней, когда все только начиналось.
— У меня была карта. Мне ее дал один мальчик из моего класса, из школы, где я преподаю. Этот мальчик писал тебе про своего отца.
— Все равно невозможно. Нет следов, по которым ты мог бы прийти сюда.