– Но вы сами признались, мистер Мейсон, что заперли дверь и сделали ложное заявление полиции, не так ли? – спросил другой репортер.
Перри Мейсон широко улыбнулся, его глаза блестели.
– Признался.
– Разве это не является преступлением?
– Нет, не является. Человек может врать полиции и вообще кому угодно – сколько хочет. Если он врет, чтобы покрывать убийцу, то может быть виновен в совершении правонарушения. Если человек врет под присягой, то совершает лжесвидетельство. Но в данном случае, господа, ложь помогла поймать убийцу в капкан.
– Но разве вы не рисковали? – не унимался репортер.
Мейсон отодвинул кресло от письменного стола, поднялся на ноги, расправил плечи и обвел собравшихся журналистов глазами. По его взгляду было видно, что, с одной стороны, ему забавно это слышать, с другой же, блеск его глаз говорил о чем-то очень серьезном. Когда он заговорил, в тоне его голоса даже можно было услышать намек на презрение.
– Господа, я рискую всегда, – заявил адвокат. – Именно так я веду игру. И мне это нравится.
На письменном столе Перри Мейсона настойчиво зазвонил телефон. Делла Стрит сняла трубку, выслушала, что ей говорят, и вышла из кабинета. Мейсон снова повернулся к журналистам.
– Господа, думаю, что теперь вы получили ответы на все вопросы, которые хотели задать. Давайте закончим интервью. Я очень устал.
– Да, мы понимаем.
Перри Мейсон с минуту смотрел на Марджори Клун и Боба Дорая так, словно никогда раньше их не видел. Потом он кивнул на дверь.
– А вы, дети, что здесь делаете? – спросил он. – Ваше дело, «Дело об удачливых ножках» закончено.
– До свидания, мистер Мейсон, – мягко произнесла Марджори. – Я очень вам благодарна, и вы сами знаете, что это невозможно выразить словами.