Посох пилигрима (Балязин) - страница 10
— А вот этого делать не следует, — произнес Волькенштейн, будто он был не на четыре года старше меня, а, по меньшей мере, приходился мне дедушкой. — Сколько раз я убеждался в том, как плохо кончали мальчишки, пускавшиеся в дорогу на свой страх и риск. Это в сто раз опаснее, чем идти в поход с рыцарским войском.
Матушка встала, поджав губы.
— Прощайте, — проронила она сухо и чопорно, не добавляя обычного — «господин граф».
Волькенштейн смущенно поклонился ей вслед.
— Спокойной ночи, рыцарь, — сказал он мне, когда матушка вышла из зала. И потрепал меня по волосам.
Утром матушка долго не выходила из спальни, а когда я, наконец, ее встретил — глаза матушки были заплаканы и было видно, что ночь она провела без сна.
В середине дня Волькенштейн собрался уезжать. Когда он пришел прощаться, матушка позвала меня к себе.
— Я хочу задать вам только один вопрос, господин фон Волькенштейн, — сказала она с плохо скрытым вызовом.
Волькенштейн чуть приподнял голову и с подчеркнутым спокойствием посмотрел ей в глаза.
— А вы сами почему идете в Святую Землю?
— Я тоже младший в семье, мадам. Однако не в этом дело. Я не ищу сокровищ. Мне нужна слава.
— Вам так ее не хватает?
— Ее не хватает моей даме сердца, мадам.
Матушка смутилась. Растерянно перебирая пальцами края рукавов, она пробормотала:
— Ужасные времена! В дни моей молодости мне более всего не хватало того, чтобы мой возлюбленный был рядом со мной.
— Вы другая женщина, мадам, — сказал Волькенштейн, и я увидел в глазах его глухую тоску.
— Кто же ваша дама? — спросил я тихо: во всех романах, какие я к тому времени прочитал, — а их было у нас целых три! — единогласно объявлялось — всякий рыцарь должен елико возможно прославлять свою даму и на всех перекрестках провозглашать ее имя, а более всего неукоснительно исполнять любую ее прихоть, какой бы она ни была.
Волькенштейн печально взглянул на меня и, по-видимому, догадавшись из какого источника почерпнуто мое любопытство, проговорил со снисходительной иронией знаменитую фразу, которую произносили все герои рыцарских романов:
— Благодарнейшая из благодарных и прекраснейшая из прекрасных — Сабина Егер.
Так я впервые услышал это имя.
А теперь внук Сабины спит в моем доме и я неотступно думаю о нем, хотя что мне теперь Сабина, что многие прочие, которых уже давно нет в живых…
Но внук Сабины жив, и ему четырнадцать лет, как и мне тогда, когда я впервые услышал о ней.
Освальд, Освальд, молодой крестоносец! О, эти мальчики, к четырнадцати годам знающие самое главное в жизни. Как им просто живется! У них есть идеал. У них есть вера. У них есть друзья, и они хорошо знают, кто их враги. Они знают дорогу, ведущую к цели. Одну единственную дорогу среди тысячи других — ложных. Они — паладины Креста Господня