Приближался вечер. Над островом серой кисеей висел не то туман, не то дождь, и я решил, что мои друзья скоро придут в гостиницу, ибо в такую погоду прогулка даже по живописнейшим местам не могла доставить никакого удо-вольствия.
Я сидел у стола в маленькой отдельной комнатке и чутко прислушивался к шагам в коридоре. Как только они раздавались, я вставал, приоткрывая дверь в коридор, и смотрел, кто это пожаловал в гостиницу.
Однако ни Томаш, ни Ульрих не появлялись. Вскоре наступила полная тишина. Немногочисленные постояльцы все уже спали, а новых пришельцев не было. И вдруг ужасная мысль пришла мне в голову. «Господи! — подумал я. — Да ведь здесь совсем рядом — Констанц. Тот самый Констанц, где повелением Вселенского собора был сожжен магистр Ян Гус. Неужто Томаш отправился туда, на берег Рейна, чтобы преклонить колени на месте сожжения своего вероучителя? Да еще потащил с собою мальчишку Ульриха!» И при этой догадке я мгновенно вспомнил многое, что довелось мне узнать и услышать о Святой Инквизиции. Не дай Бог попасть ей на глаза, а тем более в руки! Всякий, на кого падало хотя бы малейшее подозрение инквизиции, мог считать себя конченным человеком. Потому что, если даже за ним не находили никакой вины — что бывало весьма редко, по-видимому, в одном случае из ста — то и тогда этого человека до конца дней держали под строгим тайным наблюдением, и если на него поступал новый донос, то все прежнее, в чем его только подозревали, теперь считалось совершенно доказанным.
Несчастного ждала тюрьма, конфискация имущества, а его родные и близкие превращались в изгоев, жизнь которых была ничуть не лучше жизни прокаженных или беглых каторжников.
«Нужно узнать у кого-нибудь из местных, не уехали ли они в Констанц?» — решил я.
Я встал, засветил стоящий на подоконнике фонарь со свечой внутри, и пошел в каморку привратника.
Старик-привратник еще не спал.
— Послушай-ка, приятель, дай мне чернил и бумаги. Я заплачу.
Привратник с нескрываемой опаской поглядел на меня и голосом весьма недружелюбным спросил:
— А зачем вам перо и бумага? Собираетесь писать какой-нибудь донос?
На самом деле ни перо, ни бумага, ни чернила, мне совсем не были нужны, — я просто хотел завязать разговор с привратником и осторожно выведать, куда подевались мои попутчики? Поэтому я ответил пугливому старику вопросом на вопрос:
— А почему ты думаешь, что я буду писать именно донос?
— Не обязан я объяснять, что да почему, — ответил он ворчливо. — Спросил да и все тут.
— Ну, хорошо, не нужны мне ни чернила, ни бумага. А парочка бутылочек вина у тебя найдется?